Все началось осенней ночью, когда мы с моей маленькой женушкой выехали на лоно природы. Но пикник обернулся кошмаром – подъехавшие отморозки избили меня и зверски изнасиловали Лену. Собственно, ее насиловали всю ночь и уехали лишь к утру, оставив ее жалкую, измочаленную и полностью обессилившую от множества оргазмов, испытанных – к моему ужасу – с этими мерзкими бвндитами-отморозками. А я, лежа после вырубающего удара в затылок, слушал их блатные шутки, и стоны моей жены, постепенно переходящие в крики наслаждения. И уже после отъезда бандитов, внезапно обезумев от непонятной, противоестественной страсти, я прокрался в палатку и…
Обо всем этом я написал в рассказе «Осенняя ночь». Но у читателя может возникнуть вопрос – что же было ПОСЛЕ?.. Всегда есть что-то «до» и что-то «после». У моей жены «до» было ничуть не лучше произошедшего этой осенней ночью. Но об этом я узнал позже…
Впрочем, все по порядку. Утро – первое утро, «после», разбудило меня веселым щебетанием птиц. Именно так я и мечтал просыпаться – под пение лесных птиц. Мечтал… И, вот – проснулся… Чувство огромной, непоправимой беды захлестнуло сознание, едва мозг включился в работу. И с огромной душевной болью я понял, что с этим теперь придется жить…
Превозмогая тупое пульсирование в затылке, я поднялся и распахнул полы палатки. Пахнуло лесной осенней свежестью, и только тогда я почувствовал ужасный запах, все еще сохранившийся в нашем «гнездышке», ставшем – не по нашей вине – «гнездом разврата». Запах застарелого пота, закисшей спермы и выделений половых органов в момент соития. Ленка спала. Но, не свернувшись калачиком, как она любила, а раскинувшись, бесстыдно выставив напоказ то, чем вдоволь попользовались насильники, прикрыв лицо – почему-то только лицо – грязной, смятой тряпкой, которую бандиты, очевидно, использовали в качестве подтирки после того, как… С ужасом я вспомнил, что и сам вчера так же использовал эту тряпицу. Укрыв жену скомканным одеялом, я выполз из палатки, с трудом опираясь на ногу, по которой также пришелся удар тренированного подонка. Не помню точно, чем я занимался, пока Ленка спала. Ходил вокруг, как робот, собирал колбасные обертки и бутылки. Затем, достал лопату и закопал мусор. Природу нужно беречь! А людей? Людей нужно беречь? Например, тех подонков, что всю ночь глумились над моей женой?
Ленка спала долго. Отсыпалась, после бурных оргазмов, после полного истощения нервных ресурсов человека, ее женских ресурсов. От группового изнасилования иногда умирают… Нервная система не выдерживает перенапряжения, и смерть милосердно укутывает несчастную женщину черной пеленой забвения… Я не заметил, когда она вылезла из палатки. Увидел только, как натягивает измятое, закорженелое трико. Ее трико… Это и была та самая тряпка… Меня захлестнула волна острой жалости. Бедная измятая, истерзанная женщина. Даже ее прекрасная грудь, искусанная и покрытая синяками, казалось, отвисла и выглядела, как у пятидесятилетней бабы. А прическа… Слипшиеся от пота, спутанные волосы, нечесаными космами прилипли ко лбу, или торчали в стороны, будто их туго накручивали на пятерню… Впрочем, так оно и было… Я отвернулся. Мы не смотрели друг другу в глаза и, по какому-то странному молчаливому уговору, не говорили о том, что произошло. Я укладывал в багажник дорожные сумки, когда Ленка стянула мятое трико и присела отлить, даже не удосужившись отойти к кустикам. Несколько секунд я ошарашено смотрел, как бьет из ее тела мощная струя, образуя немаленькую лужу на вытоптанной нами… и теми, другими… полянке. Однажды, давно, тоже на пикничке, я наблюдал сей процесс, подкравшись к кустам, за которыми присела моя, тогда еще молодая жена. В тот раз Ленка села, изящно оттопырив налитую попку, и во всей фигуре ее угадывалась некая грация, доступная только женщинам, и только юным и свежим. Теперь же, предо мной сидела жалкая, измятая, усталая баба и с неприятным бесстыдством справляла нужду. Опомнившись, я поспешно отвернулся и заковылял к палатке, намереваясь вытащить и выбросить смятые, изгаженные простынь и одеяло.
— Подожди, я сама наведу там порядок, — сказала Ленка, и меня словно ударило током. Она сказала это БУДНИЧНО, так, будто речь шла о чем-то обыденном, привычном.
От неожиданности я не знал, что и ответить. Впрочем, она ни о чем и не спрашивала. Пошел опять к машине. Затем, мучимый скверными предчувствиями, украдкой выглянул из-за багажника. Ленка вытащила смятую простыню, на несколько мгновений застыла, как бы что-то вспоминая, затем медленно поднесла ее к лицу и ПОНЮХАЛА. Но не так, как это делает женщина, чтобы убедится – чистое белье, или грязное – нет, она медленно вдыхала этот запах разврата и долго, очень долго не отнимала простыню от лица. Я нырнул в багажник, переставил насос и домкрат, затем вернул их на место. Что же это? Моя жена вспоминает о прошедшей ночи с удовольствием? Нет, нет, чепуха! Все чепуха…
— Лена, — я откашлялся, — надо собрать палатку… ты давай быстрей там, с… тряпками.
— Сейчас, милый, сейчас… — она скомкала простыню и одеяло и понесла их к машине.
— Может, бросить? Что у нас – мало?.. – я поморщился.
— Выстираю, — неопределенно ответила жена и бросила грязный ком в багажник.
Мне так хотелось скорее покинуть это место – это проклятое место — что я не стал сворачивать палатку, а запихнул ее в мешок абы как, а чтобы вошла – притоптал ногой. Наконец, тронулись. До города ехали молча. Я не знал, стоит ли говорить о произошедшем, а Ленка устало молчала, безразлично глядя в окно. Она успела умыться, но не успела, или не захотела накраситься. И сейчас рядом со мной сидела просто немного повзрослевшая девочка, которую заставили познать всю грязь и мерзость нашего мира. Ничего, думал я, крутя баранку, забудется, пройдет… Все, со временем, войдет в норму… Ничего. И действительно, по прошествии пары недель моя жена вновь стала прежней – милой, бесконечно любимой девочкой, создающей уют в нашей небольшой квартире. Единственным напоминанием о пережитом было отсутствие у нас секса. Я просто не мог, не знал, как предложить Ленке заняться любовью после всего… Надеялся, что она, как обычно, сделает первый шаг. Дело в том, что у нас был молчаливый уговор – когда жена хотела секса, она не просто нежно обнимала меня в постели, но и умело возбуждала ручкой, иногда и ротиком. Последнее, признаться, было не часто. Но Ленка пока, судя по всему, не стремилась к физической близости, и однажды я, томимый смутными желаниями, согрешил на стороне… Как-то, прибравшись в квартире, я выносил мусор. Ленка уехала на вес день к маме, и я раздумывал – выпить после уборки пива или взять «белого». В последнее время, заглушая постоянную боль и непрошеные воспоминания, я пристрастился к спиртному… Плохо, конечно, но все же помогает оно, надо признать, а заодно и поднимает настроение. У мусоропровода повстречалась соседка Светлана, в быту именуемая всеми не иначе, как Светка – женщина тридцати с хвостиком – тоже выносила мусор. Есть люди, которые до смерти остаются Светками, Витьками, Федями, Машами… Не могут, а, может, и не хотят, даже в старости стать серьезными и солидными… Светка положила на меня глаз и при каждом удобном случае старалась «поговорить за жизнь». Чтобы заранее пресечь возможные намеки, я постарался перехватить инициативу:
— Как Витек? На работу устроился? – Витек, это муж Светки и, соответственно, мой сосед. Бухарь, лентяй и, вообще, недалекий тип. К тому же разжиревший, непонятно на каких харчах. Каждый раз, встречая в подъезде его мерзкую, заплывшую от пьянства морду, с вечно мокрыми губами и маленькими, близко посаженными похотливыми глазками, я испытывал чувствонеописуемого отвращения.
— Заколебал он меня! – взрывается соседка, и я замечаю у нее под левым глазом тщательно замазанный синяк.
— Вторую неделю пьет, сука! Куда только в него лезет! – она с негодованием вытряхнула ведро в мусоропровод и дрожащими руками вытащила сигареты. Значит, расположена-таки поговорить…
Бедная, забитая мужем, русская женщина, единственная мечта которой иметь непьющего мужика! Чтоб не «из дома нес», а наоборот – «все в дом». Вот тогда-де и будет простое бабское счастье.
— Бросала бы ты его… — вяло посоветовал я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Да? А куда мне деться? Квартира-то его! Он еще холостым купил. Кто меня возьмет с двумя детьми? Да и, вообще, я плохо выгляжу…
Ну, умеют же бабы комплименты выжимать! После такого – не хочешь, а сказать обязан.
— Да ты о чем?! Ты вполне еще!.. Очень даже!..
Сильно ли я кривил душой? Миниатюрная, с неплохой фигуркой и красивой, слегка оттопыренной попкой… Обесцвечивает волосы, чтобы казаться моложе – сбросить тот самый хвостик, после тридцати. Большие, серые глаза с застывшим навеки страданием и тонкий, с легкой горбинкой, аристократический нос. Работает продавщицей в киоске. Хозяева – не то армяне, не то азербайджанцы… Интересно – пристают? Наверное…
— Правда? Ничего? Или ты – просто так?..
О чем это она? Ах, да…
— Конечно, ничего! Если бы не… я бы!.. – и я сделал вид, что могу в любой момент загореться от страсти, вспыхнуть, как кучка бездымного пороха.
— Если бы не… – что? – она как-то незаметно придвинулась, вторглась, в так называемое, «личное пространство», куда уважающие себя люди допускают только жен и любовниц.