сделала, не имеет к нам никакого отношения. Собственно говоря, я сделала это ради нас, — сказала я.
— Не припомню, чтобы я просил тебя пойти и трахнуть кучу незнакомцев, — сердито сказал он.
Клэр яростно написала что-то в своем блокноте, а затем предупредила Рида.
— Мистер Ричардс, позвольте ей высказаться, — сказала она. — Я обещаю, что вы получите свою очередь для комментария.
Это был первый раз, когда Рид фактически отреагировал на что-то эмоционально. Это был прогресс.
— Рид, На самом деле это не из-за нас, — продолжила я. — Даже в самом начале не мы с тобой управляли гребаной лодкой. Моя мать, твоя мать, наши друзья… Они все хотели, чтобы мы что-то делали. Матери… Они были хуже всех. Они хотели внуков, чего бы это нам ни стоило. Им было все равно, что те сделают с моим телом. Им было все равно, хочу ли я проводить свои дни, заботясь о ребенке. Им было все равно, хочу ли я вообще иметь ребенка. Все, что я когда-либо слышала, было: «где мои проклятые внуки? А ты, Рид, сделал только хуже. Ты поддался им. Ты не смог отрастить яйца и сказать маме «НЕТ». Все, что тебе нужно было, это сказать, что у нас будут эти проклятые дети, но когда мы будем готовы!
Трудно было судить о реакции Рида. Пока я говорила, он сидел на руках, чтобы те не двигались, и прикусил губу, чтобы что-нибудь не сказать.
— Следовательно, нас втянули в это против нашей воли. И именно поэтому мы должны были делать все эти безумные вещи. Никто из нас не был к этому готов. Так что, тебе пришлось ехать в Европу и гонять на проклятых машинах. Ты хоть представляешь, насколько это опасно? Ты знаешь, что я бы умерла, если бы с тобой что-нибудь случилось? И возвращаясь к нам — мне тоже нужно было кое-что вытащить из своей головы. Вот и все, милый. Это был просто секс. Здесь не было никакой любви, и я поняла это на собственном горьком опыте…
— Если бы ты никогда об этом не узнал, в нашей жизни ничего бы не изменилось. Во всяком случае, я люблю тебя еще больше. И теперь, в будущем тебе никогда не придется беспокоиться о том, что я тебе изменяю. Я уже была там, сделала это, получила свою футболку. Я избавилась от этого в голове, чтобы быть хорошей и верной женой. Теперь ты понимаешь? Я люблю тебя больше, чем когда-либо, дорогой. И мы всегда сможем быть вместе.
Я должна была признать, что была довольна собой. Моя логика была безупречна. Приравнять то, что я сделала, к его дурацким гонкам и его дурацкому Мустангу было гениально.
По тому, как он сидел неподвижно, я поняла, что он очень сильно об этом задумался.
— Рид, ыы не хотите чего-нибудь сказать? — спросила Клэр. На секунду я забеспокоилась. Но потом он кивнул и откашлялся.
— Прости, — сказал он. Затем снова сел.
— И это все? — спросила я. — Ты не сделал ничего такого, за что стоит извиняться. Что значит «прости»? За что ты извиняешься?
— За то, что я ошибся, — сказал он, пожимая плечами. — Видишь ли, я думал, что мы вместе что-то представляем собой. Я думал, у нас есть что-то. Наверное, я был глуп, Мэдди. Никто не заставлял меня желать создать с тобой семью. С того момента, как впервые увидел тебя, я думал, что мы проведем вместе всю оставшуюся жизнь. Единственное, что было лучше моих мечтаний о нашей совместной жизни… была реальность. Никто не заставлял меня хотеть иметь с тобой детей, Мэдди. Мысль о том, чтобы увидеть маленьких девочек, которые были бы крошечными версиями тебя, вызывала на моих губах улыбку каждый раз, когда появлялась. Вот тут я и ошибся. Потому что по-настоящему верил, что ты тоже этого хочешь.
— Я и хотела… и хочу, — сказала я со слезами.
— Хм… Помнишь, теперь моя очередь? — сказал он. — Мэдди, ты, кажется, думаешь, что то, что я участвую в гонках, а ты распутничаешь — это равноценно. Это то, что нам нужно было вытащить из наших голов, как ты сказала. Это, должно быть, одна из самых глупых вещей, когда-либо сказанных в истории. Я люблю машины, особенно «Мустанги». Но то, что я умею быстро водить, пройдет для сравнения. Моя быстрая езда не влияет на нас, потому что это не то, что мы делаем вместе. Это не то, что тебе нравится. Это не то, что выражает нашу любовь друг к другу. Заниматься любовью, сексом, совокупляться, трахаться, ебаться, заниматься горизонтальной работой, делать зверя с двумя спинами, пахать киску, как бы ты все это ни называла, было чем-то особенным. Это был подарок, который мы делали друг другу. Это было то, что мы делали ВМЕСТЕ. Как сказала тебе Нэнси, у нас, парней, хрупкое мужское эго. Но к черту гордость. Я не против признаться кому угодно, что ты была первой, с кем у меня был секс. И сейчас ты — единственная, с кем у меня был секс. А ты можешь теперь сказать это? Конечно, за последние несколько месяцев ты перепробовала, наверное, от шести до десяти парней, верно?
— Рид, ты видел оба видео, — сказал я. — Как бы плохо это ни было, парней было всего трое…
— И это еще одна часть проблемы, — спокойно сказал он. — Даже сейчас, когда от этого зависит все, ты не говоришь правду. Я знаю, что вы с Нэнси встречались по крайней мере еще пару раз. У меня нет видео, потому что все происходило не в нашем доме. Но кажется, тебе легче солгать, чем быть честной.
Я заплакала, потому что знала, что влипла. Я с самого начала должна была сказать ему правду.
— И какое у нас будущее?… Что это за брак, если я больше не могу тебе доверять? Нет, этот вопрос, вероятно, слишком труден для тебя, — выплюнул он. — Давай попробуем что-нибудь попроще. Ты ревнуешь меня к моей машине? Я когда-нибудь делал что-нибудь со своей машиной такое, чтобы причинить тебе боль или унизить тебя?
— Нет, — сказала я.
— Тогда почему тебе было так легко сделать это со мной? — спросил он. К тому времени мы оба уже плакали.
— Как ты думаешь, каково это — слышать, как женщина, которую любишь, умоляет другого мужчину трахнуть ее? — спросил он.
И впервые я почувствовала боль от того, что сделала с ним. Нэнси была совершенно неправа. Это никогда не было просто сексом.
— Как ты думаешь, каково это, когда женщина, на которой ты женат, кричит во всю глотку, что ее влагалище принадлежит другому мужчине? Какому-то парню, которого она едва знает и видела всего один раз? — спросил он.
Прежде чем я успела ответить, он снова заговорил:
— Это заставляет меня чувствовать себя никчемным. Это заставляет меня чувствовать, что десять лет любви к ней и заботы о ней, несмотря ни на что, ничего не значат… или, по крайней мере, не так много, как то, что какой-то парень, которому на нее наплевать, сует в нее свой член. Как ты думаешь, каково это — знать, что твоя жена, которая, по ее собственным словам, только что сказала мне, что не готова иметь детей с мужем, умоляла какого-то лысого, толстого женатого парня, у которого уже есть свои дети, сделать ее беременной?
— Рид, мне очень жаль… — сказала я.
— Самое смешное, что ни один из этих парней даже не поцеловал тебя, но ты ждешь, что я сделаю это. Мэдди, я любил тебя больше жизни, но никогда больше к тебе не прикоснусь.
В его глазах было чистое презрение, смешанное с жалостью. Но там была и какая-то любовь. Я должна была держаться за свою надежду.
— Рид, — прошептала я сквозь слезы, — ты должны понять, что это было ошибкой.
— Мэдди, это я совершил ошибку, — сказал он. — Я думал, что ты любишь меня так же сильно, как я тебя. Еще одна ошибка, которую я совершил, — это что женился на тебе. Наш развод это исправит.
Тут заговорила Клэр:
— Ну, что ж, на этом мы закончим сегодня и возобновим на следующей неделе, — сказала она с улыбкой. Я могла сказать, что, как и я, она была поражена словами Рида.
Он только рассмеялся.
— Клэр, на этом мы закончили. Я дал ей все, что она хотела, и во время нашей совместной жизни, и в этом разводе. Но пора двигаться дальше.
— Мэдди, — сказал он. — Я знал обо всем, что ты сделала, еще до того как вернулся в город. Я дал тебе …