Капли дождя барабанили по крыше и окнам дома, создавая ритмичную мелодию, похожую на оркестр ударных инструментов. Громкий раскат грома, пронзивший ночь, был подобен тарелкам.
Тип. Тап. Бум! Тип. Тап. Бум!
Я уже почти спал в нашей постели, когда она тихо заговорила со мной. Тихо, чуть громче шепота, чуть громче дождя за окном. Я почти полностью проигнорировал то, что она сказала, мирно погружаясь в успокаивающий сон. Но затем, через несколько секунд после того, как слова слетели с ее губ и повисли в воздухе, я, наконец, услышал. Это чуть не заставило меня вскочить.
— Что ты сейчас сказала, Клэр?
В темноте я услышал, как она глубоко и печально вздохнула. Ее рука медленно потянулась и повернула выключатель прикроватной лампы, залив нашу спальню светом. Потом она перевернулась и легла на спину. Ее глаза смотрели в потолок над нами, избегая моего взгляда.
— Я несчастлива, Фрэнк, — тихо повторила она, словно сожалея о том, что ей пришлось это сказать.
Несчастлива. Это привлекло мое внимание. Это слово, произнесенное тихо и неохотно, всегда является частью более глубокого послания. Это всегда не просто слово, что приходит само по себе. Оно подобно разведчику, обследующему территорию, чтобы увидеть, уязвима ли та для нападения. Вскоре его будет сопровождать армия, готовая опустошить землю.
— Ты несчастлива? Что это значит?
Я повернулся к ней лицом, чтобы лучше разглядеть свою жену. Я увидел, как ее глаза заблестели от непролитых слез. Она не оглянулась на меня. Ее пристальный взгляд замер на потолке вверху.
— У меня нет счастья. С нами. С… тобой.
«Палки и камни сломают мне кости, но слово не ранит меня ни за что» — это известный афоризм, который говорят дети. Большинство из нас использовали его в детстве, когда другой ребенок пытался пытать нас в словесной войне. Правда в том, что эта фраза используется как бальзам, чтобы скрыть боль, которую на самом деле причиняют нам слова. Это заставляет нас чувствовать, что слова не касаются нас. Но если бы слова никогда нас не касались, мы никогда не чувствовали бы необходимости их говорить.
Слова, которые только что сказала мне Клэр, тронули меня. Словно острое лезвие коснулось мягкой кожи.
У нее на глазах выступили слезы и потекли по щекам. Она по-прежнему не смотрела на меня, но я пристально смотрел на нее. Лицо, которое я находил таким красивым в течение последних одиннадцати лет, было наполнено такой мучительной болью в этот момент. Я бы почувствовал потребность утешить ее, если бы боль в моем сердце не затмила все, что чувствовала в этот момент она.
— Ты несчастлива, будучи замужем за мной? Ты это хочешь сказать?
Она не ответила, лишь шмыгнула носом. Но ее молчание и тот факт, что она не отреклась от своих слов, говорили о многом. Я не думаю, что есть способ точно описать тот поток агонии, что поглощает вас, когда человек, с которым вы думали, что состаритесь, говорит, что она несчастлива быть с вами.
— Почему ты несчастлива? — спросил я, стараясь сохранять самообладание. Но трещины в моем голосе выдавали, что это не удается. По правде говоря, я был на грани срыва в любой момент.
По ее лицу продолжали течь слезы и падать на подушку. Она все еще смотрела в потолок, избегая моего взгляда.
— Я не знаю, Фрэнк. Я просто уверена в этом.
— Ты не знаешь, почему несчастна? Это звучит как полная чушь, Клэр, — выплюнул я. Я начал позволять боли уступать место гневу, который было гораздо легче контролировать. И перенаправлять. Я видел, как она вздрогнула от моих слов, когда снова потекли слезы. Больше она не сказала ничего.
— Так, что же это значит? Ты хочешь меня бросить? Бросить нас? А? Ты это пытаешься мне сказать?
Тишина. На самом деле я ожидал, что она взорвется и будет яростно отрицать, что хочет уйти от меня. Утверждать, что она все еще меня любит, но ей просто нужно кое-что обдумать. Но она этого не сделала. Она позволила ответить за себя тишине. В любом случае, я не знаю, могли ли какие-либо слова ранить так же сильно, как ее молчание. Как будто ей больше нечего было сказать.
Я ответил на колотую рану в сердце ядом и яростью. Я скинул одеяло и выскочил из кровати, как будто та была в огне. Клэр, наконец, повернула голову и посмотрела на меня.
— Фрэнк, пожалуйста, постарайся понять.
— Понять что, Клэр? Что моя жена больше не любит меня и хочет уйти? Полагаю, черт возьми, что я все прекрасно понял!
— Я никогда не говорила, что не люблю тебя, Фрэнк. Я просто сказала, что несчастна.
Услышав это, я сразу понял, что она идет на попятную. Я не позволю ей сорваться с крючка.
— Значит, ты хочешь остаться за мной замужем?
Она на мгновение заколебалась, словно подыскивая нужные слова. Однако единственно верными словами были те, которые говорили бы, что она хочет остаться замужем за мной. Ей не следовало искать ЭТИ слова. Любой ответ, кроме немедленного «да», — неправильный.
— Я не знаю, чего хочу. — Это было все, что она придумала.
Мы просто смотрели друг на друга, и единственное, что было между нами, — это тысяча невысказанных слов. Воспоминания о нашей жизни, о наших детях, о нашей… любви, казалось, растворились в эфире, когда на нас снизошла новая реальность. По крайней мере, так казалось мне. Казалось, эта реальность уже существует для нее, и существовала уже некоторое время.
— Нет, ты знаешь. Ты хочешь развода, — сказал я после мгновения пустоты. Слова застряли у меня в горле, как будто не желая выходить. Она не ответила, но в этом и не было необходимости. Казалось, она говорит так много, произнося так мало слов.
Мне было даже слегка смешно, когда я подумал, что это — самое эффективное использование слов, которое я когда-либо видел. Эффективность — это получение максимально возможной отдачи с использованием наименьшего количества ресурсов. Эй, я — инженер. Так было в течение последних тринадцати лет, хотя многие утверждают, что я был инженером сразу при рождении. Решать проблемы и заставлять все работать — это у меня в крови. Даже в такое время как сейчас, я могу установить связи, касающиеся построения чего-то или улучшения производительности.
Мое фырканье от смеха немного сбило ее с толку. Она осторожно встала с кровати и медленно подошла ко мне.
— Милый… — начала она, протягивая ко мне руки в попытке утешить. Скорее, она просто пыталась меня успокоить. Смягчить удар от своего сокрушающего мир откровения. Как будто все, что она скажет или сделает, может улучшить ситуацию. Я отступил от нее. Я был не в настроении облегчать ее вину.
— Не называй меня так. Ты не можешь называть меня «милый», после того как сказала, что хочешь уйти от меня, Клэр. — Она сглотнула и убрала руки, снова избегая моего взгляда.
— Я этого не говорила. Я просто пытаюсь объяснить, Фрэнк.
— Так ты хочешь или не хочешь оставаться за мной замужем? Это не нуждается в объяснении. Вот и вопрос — «да» или «нет». Так что, отвечай. Одно слово. «Да» или «нет»?
— Фрэнк, просто позволь мне…
— «Да» или «нет», — перебил я ее. По моему мнению, любое объяснение, которое она могла бы дать, может идти только после того, как она ответит.
Но она не ответила. Она сидела и смотрела на меня со слезами на глазах.
— Это сказало все, что мне нужно знать. Тебе не обязательно произносить. Тот факт, что ты не говоришь «да», может означать только «нет». Скажи, что я ошибаюсь.
Снова тишина.
— Знаешь что? Я устал. Сегодня я работал одиннадцать часов без перерыва на обед. Я не нуждаюсь в объяснениях, почему ты вдруг захотела уйти от меня. Почему ты так несчастна. Мне нужно поспать. Поэтому я иду на диван в своем кабинете, чтобы немного отдохнуть. Поговорим об этом завтра.
Ее лицо внезапно изменилось. Она превратилась из угрюмой женщины в разъяренную баньши. Она нашла свой голос, который отсутствовал несколько минут назад.
— ПОШЕЛ ТЫ, ФРЭНК! — взорвалась она. Ее ответ …