— Так кто же был у вас из присутствующих?
— Клянусь, господин, я никого не знаю!
Молодая японка энергично вскинула в подтверждение своих слов красивую голову.
— Так… А ты знаешь кто у вас был.
Одэ вперил свой взгляд в девочку лет двенадцати, повидимому, дочь молодой японки. Девочка испугано переводила глаза с Одэ на мать и молчала.
— Хорошо, — сказал Одэ. — Сейчас припомнишь! И ты тоже! — метнул он взгляд на японку.
— О, господин, клянусь!…
— Молчать!
Одэ повернулся к ожидавшим его приказаний троим японцам в масках.
— Кровать и диван! — приказал он.
Мужчины, сопровождавшие женщин, довольно переглянулись. Ужасный негр оскалился и хмыкнул.
— У вас в Европе, мадмуазель, день всегда начинается с трудного, тяжелого, а заканчивается удовольствием. Мы же, наоборот, начинаем с приятного. А уж затем…
— Одэ кивнул на жуткие предметы, заполнявшие камеру.
Трое в масках вытащили из угла и поставили на середину камеры «кровать» и «диван», назначения которых, особенно «дивана», я совершенно не могла понять. Очевидно, только в насмешку можно было назвать «диваном» сооружение, ничего общего с диваном не имевшее. Это было нечто вроде невысокого столика с покатой поверхностью, по краям которого были прикреплены какие-то полувалики. На ножках и с боков столика свисали ремни. Протяжный крик прервал мои наблюдения и мысли. Двое в масках уже тащили отчаянно отбивавшуюся от них молодую японку к «дивану». Третий, оторвав девочку от матери, тащил ее к «кровати». По знаку Одэ все четверо мужчин, сопровождавших женщин, тут же при всех разделись, оставшись только в коротких рубашках и ботинках.
— Можете полюбоваться, мадмуазель!
Одэ кивнул мне на голых мужчин.
— Сейчас начнется прелюдия, в которой примете участие и вы. Начнем с удовольствий.
Мажду тем двое сильных и ловких палачей, стащив с японки трусики и забросив платье ей на спину, уже пристегивали ее к «дивану». Ее нижняя часть живота оказалась прижатой к валику, расположенному у приподнятого края поверхности столика так, что ее задница оказалась высоко приподнятой, а плечи и грудь низко опущенными. Другой, нижний валик упирался ей в подбородок и приподнимал ее голову. Ее ноги были перехвачены у коленей ремнями, сильно разведены в стороны и прикреплены к ножкам «дивана». Опущенные вниз как бы обнимавшие стол, руки так же были перехвачены ремнями. Наконец, широкий ремень, наброшенный на нижнюю часть спины и туго притянутый, плотно прижимал ее живот к столу и еще выше приподнимал ее задницу. Японка продолжала кричать, биться, но изменить положение своего поднятого, до предела раскрытого зада не могла. К ней приблизился один из четырех, высокого роста и с мрачной физиономией, японец, стал позади ее и принялся ощупывать ее бедра. Его член был напряжен… Другой, из той же группы, японец лег спиной на «кровать», поставленную перед глазами привязанной к «дивану» японки и тот час на него положили девочку, предварительно оголив ее ноги и таз. Ее привязали так, что она, казалось, обняла руками и ногами лежавшего под ней мужчину. Девочка слабо вскрикивала, бессильно дергалась. Ее мать выла, выкрикивала слова мольбы, клятв…
Все мое тело била мелкая дрожь и начинали стучать зубы…
Я не заметила, как в комнату вошли две молоденькие японки, одна из которых подошла к «дивану» и, по-видимому, какой-то мазью натерла половые губы привязанной японки и затем этой же мазью натерла длинный член стоявшего у своей жертвы японца. Другая же, незаметно для меня вошедшая японка, присела на корточки у «кровати» и ее маленькая ручка затерялась между раздвинутыми ножками девочки, натирая ее половые органы мазью.
Один из японцев в маске расположился с плетью у «кровати» поглядывая на маленький зад девочки.
Я взглянула на мать девочки…
Ремни впились в ее руки и ноги, мускулы ее тела натянулись и дрожали от напряжения… А в ее тело входил длинный член садиста… медленно… с какой-то дьявольской выдержкой…
Ноги у меня подкосились и я едва не свалилась на пол, но Одэ подхватил меня за веревки, опутывающие меня, и спокойно сказал:
— Это прелюдия только, мадмуазель! Маленькая, маленькая прелюдия… Но если она вам, то только одно ваше слово и вы будете свободны. И эти тоже, — он кивнул на несчастных. — А пока любуйтесь!… Что такое?…