19.09.-23.09.2006 г.
Рука, простёртая над пропастью
Это психоделический город! С ним у меня особые, парадоксальные отношения. Я всегда с огромным желанием в него приезжаю, и он меня приветливо принимает, затем, с облегчением надолго покидаю его, и он с явным удовольствием меня выпроваживает. Уверен, я никогда не буду в нём жить, не смогу. Мы с ним не совместимы. И он это знает.
Он много раз менял своё название, оставаясь самим собой, с коротким и пронзительным, как шпиль Адмиралтейства народным именем. Историческая столичная спесь и исполинская духовная мощь его не имеют аналогов. Город нереальных по красоте каналов и мостов, потрясающих воображение площадей, памятников и островов. Город, плещущийся в морских и пресных водах, наполненный нокаутирующей Стасовско-Росси-Растреллиевско-Воронихинско-Монферрановской архитектурной роскошью. Его жители, сплошь не от мира сего, с только им присущим отрешенным шизо-романтизмом на лицах.
И вот мы снова с ним встретились!
Встреча, как и большинство других, неожиданная, не планированная, по скорбному поводу.
Мы катим по его улицам, а перед глазами вырастают всё новые до оскомины знакомые открыточные ландшафты. Голова Госпожи на моём плече; она тихая, уставшая, с отрешённым взглядом. Наверное, я так и не смогу до конца понять, кем для неё была ей та женщина. Может не она сама физически, но её присутствие в этом мире. Мой однократный визит и её особое, только ей известное, сцепление по жизни. Мы едем на похороны её тети. Той самой….
Госпожа явно растеряна, и я пытаюсь её как-то отвлечь.
— Знаешь, детское впечатление на всю жизнь – это жираф в здешнем зоопарке. В Москве не было жирафов и в Киеве не было. А здесь были. Отец держал меня, а кормил его какой-то веткой через ограду. Восторг свой помню до сих пор. И ещё животный ужас, когда студентами приехали на каникулы и пошли купаться на пляжик у Петропавловки, напротив Зимнего. Я привычно мощно заплыл, а вода в Неве чёрная и какая-то мёртвая, плывёшь, а к берегу не приближаешься. Я выдохся, нахлебался, запаниковал, как выбрался на берег, не помню. Ступор какой-то! И ещё апельсины, был такой дефицит по стране, а здесь наелись до отвала. С тех пор запах их ассоциируется с этим городом. Про студенческие каникулы: на задворках Гостиного двора у фарцовщиков купил свои первые фирменные джинсы Levi’s. И с тех пор хожу в продукции этой фирмы. Купил за 90 рублей при стипендии 40 и средней зарплате по стране 115. И ещё они мне навязали виниловый диск неизвестной тогда группы Pink Floyd, так я услышал «Dark side of the Moon» и с тех пор живу в другом мире. Заливные сопли с Балтики, колючая ангина на пути от площади Восстания до Дворцовой, ссадина коньюнктивита на Стрелке Васильевского, отит от Литейного, гайморит с канала Грибоедова… И Пётр… не в том месте, где я ожидал увидеть его памятник. Всякая смешная всячина: Мойка, Фонтанка, Большая Невка и Невка Малая, Охта, Застава, кони на Аничковом мосту, Стрелка, Пятачок, Пять углов. … Ты меня не слушаешь?
— Говори… я слушаю.
Вот и красавцы, златокрылые грифоны на знакомом мостике, через него — дом. Дом, где побывала смерть…
Церемония была до предела сдержанной. Вошли, попрощались с покойной, поездка в крематорий, откуда Госпожа вышла с урной в руках…. И те, несколько человек, что пришли проститься. Это её ближний круг. Несколько солидных мужчин, которые внезапно осиротели. Я украдкой смотрел на них, это были растерянные, подавленные личным горем люди, утратившие свою звезду. Не будучи знакомыми между собой достаточно близко, они в этот момент молча жались в какие-то неестественные нестойкие кучки, обмениваясь сострадательными взглядами, хотя каждый из них в момент стал одинок по-своему…
Мы с Госпожой вернулись в гостиницу. Она долго пробыла в ванной и потом, выпив залпом водку, что с ней случается крайне редко, сразу упала в постель, спать… Я же долго сидел, думал о своём, таращась в телевизионные каналы с выключенным звуком…
Утром мы пошли прогуляться по городу и, прошагав Невский, вышли к Петру…
Медный всадник стоял отрешённый в своей значимости. Госпожа также отрешённо разглядывала его, медленно прохаживаясь вокруг оградки, точа взглядом Гром-камень, медного на дыбах коня, топчущего медную змею и медного императора.
— Когда Фальконе спросили, каким будет памятник величайшему из российских царей, он сказал, что у него в голове застыл только один образ – рука с растопыренными пальцами, простёртая над пропастью.
— Рука, простёртая над пропастью. – Тихо повторила Госпожа.
— Рука, простёртая над пропастью как символ Дерзости! – Сказал я.
— Рука, простёртая над пропастью и как символ Отчаяния!
Мы приехали в квартиру тети. Знакомый по прежнему моему визиту лысенький профессор с холёным лицом проводил нас в залу, где висели знакомые портреты Хозяйки, её кресло-трон, винтажная мебель, только зеркала занавешены.
Госпожа долго разговаривала с профессором, тот рассказывал ей о случившемся и поскольку сведения были отрывочными я их изложу как цельное повествование от одного лица. Тётю будем именовать, чтобы избежать путаницы, Хозяйкой, хотя он называл её «моя Госпожа». Итак, рассказ профессора…
«После того как наперсница Хозяйки — Чёрная Королева, покинула её и устремилась в самостоятельное плаванье в бурном BDSM океане, жизнь Хозяйки протекала без особых потрясений. Небольшой круг постоянных клиентов, которых она называла поклонниками, определяли её интересы. Состав был очень консервативным, в основном состоятельные интеллигентные люди, холостяки. С женским полом она не связывалась, хотя навыки лесбос-доминации имела. Состав поклонников пополнялся редко, 1-2 новых члена в год, при тщательном отборе с соответствующими рекомендациями. Хозяйка, как известно, была адептом английской школы Femdomа с акцентом на флагелляцию. Его Высочество Высокий каблук и Её Величество Плётка – те две опоры, на которых она строила свой мир Доминации.
Так проходили дни, месяцы, годы. Он, профессор, со временем стал самым близким ей человеком, выполняя функции не только любимчика, но и её дворецкого, следил за домработницами, исполнял обязанности её доверенного лица и секретаря. Имея собственное жилье, он практически постоянно присутствовал в квартире своей Хозяйки. Она была очень сдержана на эмоции и редко делилась планами и своими чувствами. Пожалуй, он — единственный, кто хоть и поверхностно, но знал об её реальном внутреннем мире, её переживаниях и замыслах. Для остальных она была строгой госпожой с установленным годами ритуалом общения.
Но профессор знал её слабость: при любых невзгодах, находясь в самом отвратительном настроении, стоило завести разговор о Чёрной Королеве, Хозяйка сразу смягчалась, появлялся позитив и дурное настроение мигом угасало. Она явно гордилась своей воспитанницей, следила за её восхождением на Олимп BDSM, смаковала удачи её карьеры. Незримо она иногда подключалась к жизненным коллизиям Чёрной Королевы, оберегая её в меру своих сил, от роковых ошибок и ударов судьбы. Узнав, что её протеже заканчивает карьеру Домины, она настороженно следила за тем, какой жизненный выбор будет сделан. Моё появление возле её любимицы Хозяйку озадачило, но после нашего визита к ней она не только успокоилась, но была в приподнятомнастроении, говорила, что Чёрной Королеве и её избраннику послана фантастическая удача. Часто обсуждала философию Femdomа, феномен Пьедестала и фатальную зависимость людей.
Хозяйка преобразилась! До этого, ведя замкнутый образ жизни, она, словно получив импульс к новой жизни, теперь зажглась, вырвалась из собственного устоявшегося круга. Они с профессором стали регулярно ездить на курорты и в заграничные туры, посещали выставки, вернисажи, концерты, баловали себя дорогими ресторанами и модными шоу. Казалось, она навёрстывала всё то, чего сторонилась всю жизнь. Её сессии продолжались, но она при любом разговоре с профессором упоминала то Чёрную Королеву, то Пьедестал.