Но речь пошла совсем о другом:
— Не согласится ли плохой мальчик, — спрашивает она меня ангельским голоском, — сопроводить меня сегодня в театр?
— Разумеется, — с радостью отвечаю я.
— Тогда я жду вас через час на Страстной.
Получив согласие отчима, я бегу домой привести себя в порядок и в назначенное время оказываюсь на месте свидания.
— Куда идём, Елизавета Андреевна? – интересуюсь я.
— В сад «Аквариум», — разъясняет она. — Там у Сабурова ставятся две новинки: репертуарный фарс парижских театров «Сел в калошу» и какой-то одноактный скетч.
И фарс и скетч (назывался он, кстати, «Пуговка от штанов») своим весёлым содержанием изрядно смешили наполнившую театр публику. Для меня смотреть за такого рода рискованными пассажами на сцене было в новинку, и я непрестанно хохотал, бил в ладоши и, — порою, в особо острые моменты, — по ляжкам своей будущей невестки. Она тоже весело реагировала на всё это, лишь изредка, как бы невзначай, хватая меня за кисть чересчур расшалившейся руки.
— Не правда ли, забавно было? – спрашивает она меня на выходе из сада.
— Забавно, да ещё как! – охотно соглашаюсь я.
Проводив её до дома, бегу к себе в надежде довести до желаемого конца «беседу» с Улей. И когда она открывает мне дверь после моего звонка, кидаюсь к ней, чтобы обнять её. Но она, испуганно отпрянув, прислоняет палец к губам и, кивнув головой в глубину квартиры, говорит:
— Николай Иванович уже поужинал и у себя сейчас. Просил зайти. А вы сами-то кушать будете? Готовить вам?
Из своего кабинета в коридор выходит отчим и сообщает, что ему не удалось закончить свои дела таким образом, чтобы засветло добраться до дачи, и поэтому он поедет туда завтра вместе со мной и Елизаветой Андреевной.
— Но это ещё не всё. В понедельник я рассчитываю опять воспользоваться твоей помощью.
В воскресенье на даче был полный сбор, а вечером, как сообщила хозяйка, ожидается заселение пяти комнат на верху соседнего кирпичного дома, в полуподвале которого живёт семья управляющего, некой дамой с тремя детьми. Другой новостью стала установка четырёх беседок в некотором удалении от усадьбы. Об этом мне с радостью сообщили Вера с Олей, а потом и Надя с Катей. Но воспользоваться их намёками посетить с ними сии места отдохновения не пришлось из-за общей суеты, в которой меня вечно кто-то о чём-то просил. Зато мне никакого труда не стоило их уговорить ни в коем случае не оставлять без своего внимания любую попытку Жоры уединиться со своей невестой.
И ещё мне удалось внушить мамуле мысль, что не гоже после недельной разлуки вот так просто отпускать мужа в пыльную и жаркую Москву, и она стала уговаривать его отказаться от этого намерения и остаться на ночь здесь. К моему удивлению, категорически воспротивилась отъезду своего мужа и Татьяна Николаевна. Окончательно уговорить и того и другого удалось хозяину и моему брату, обещавшим завтра рано утром доставить их на пролётке к поезду на станцию Гривно. На мой вопрос, какой у него в этом интерес, Жора ответил:
— Видишь ли, у тётушки только неделю назад кончилась менструация, после чего наступает самый благоприятный для беременности период – почитай об этом в арабских сказках «Тысяча и одна ночь». А Татьяна Николаевна, как она мне призналась, не имела с Алексеем Ивановичем близости уже чуть ли не месяц. И если вдруг что-то с ней случится в результате наших с тобой (да, да, она поведала мне и об этом!) забав, то у него возникнут естественные подозрения, кто же это так постарался вместо него. А чтобы этого не произошло, ей следует непременно заставить его сегодня отметиться у себя, оставить след в её кассе… Понял?
Сам Жора тоже не поехал в Москву, объясняя это так:
— Мне следует заняться деталями предстоящей свадьбы, в том числе поездить с Марией Александровной по окрестным церквам и выбрать ту, где будет совершено венчание.
— Ты и за ней собираешься приволочиться, а не только за Ликой?
— Одно другому не мешает.
Таким вот образом уезжать сегодня вечером предстояло только мне и моей будущей невестке. Жора и провожал нас до Подольска. В вечернем воскресном поезде, следующем на Москву было тесно и душно, и мы почти всю дорогу молчали. Мало говорили и в трамвае. Проводив девушку до дома, я тороплюсь к себе, предвкушая, как изумится Ульяна тому, что я один, без отчима.
Так и выходит. Уля действительно удивляется, но и не скрывает радости. Прислуживая мне за ужином, она не очень-то противится моим приставаниям, а если и увёртывается от них, то с каким-то вызывающим смехом.
— Знаешь, о чём я мечтаю, — спрашиваю я её, в очередной раз обхватывая за мощный торс и прижимаясь к нему для поцелуя.
— Откуда же мне знать, что на уме у барина?