Король, да здравствует король! — хрюкали и визжали ему в лицо зловонные пасти, — о, великий Александр, мы все приветствуем тебя! О, наш великий, солнцеподобный повелитель!…
Псина зажмурился от яркой вспышки, сквозь его парализованное тело прошел мощный электрический разряд. Когда он открыл глаза, вокруг него никого не было, да и сама зала как бы трансформировалась. Теперь он был окружен пятью большими выпуклыми зеркалами, они отражали его тело, разбивая его на пять фантасмагорических изображений. Он с ужасом стал всматриваться в каждое из них. В первом зеркале бился, захлебываясь в окровавленном мареве, отвратительный эмбрион. Во втором Псина увидел запеленованного, мирно похрапывающего младенца. В третьем отражении — неприятного сутулого мальчика, который подмигнул ему, высунув жалоподобный язык. Из четвертого зеркала на него смотрел плюгавый неприятный юноша с глазами голодного шакала. И, наконец, пятое зеркало отражало его самого в настоящем виде, то есть жилистого и зловещего мужика с гробоподобным лицом.
Псина содрогнулся: он понял, что перед ним, всплыв из глубин подсознания в этих жутких зеркалах, отразилась вся его невеселая жизнь. Он снова зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел себя уже в одном, заполняющем все пространство, зеркальном отражении. На его голове, сверкая алмазами, покачивалась тяжелая, сжимающая его череп, корона. Лицо его стало сине-багровым, он почувствовал, как золотой обруч короны сдавливает его череп. Кожа на голове лопнула, по лицу поползла алая кровь. «Помогите…» — прохрипел Псина. Он попытался снять с себя жуткое украшение, но тело не повиновалось ему, сердце бешено колотилось, дикая боль пронзила все его существо, черепная коробка затрещала, язык вывалился изо рта. «Аа…» — вырвалось из его горла. Он сделал последнее усилие и, оторвавшись от пола, ударился лицом об магическое зеркало, разнося свое отображение на тысячи огненных осколков:
Очнулся он в машине от удара головой о ее лобовое стекло. Через несколько секунд зрение вернулось к нему и он увидел склонившееся над ним лицо перепуганного водителя.
— То-варищ полковник, что с вами? Вы в порядке?
— Где? — простонал Псина.
— Что где? — робко осведомился шофер.
Полковник в страхе ощупал свою голову и, уже полностью придя в себя, улыбнулся:
— Да так, ничего. Просто на мне была корона смерти!
ЧАСТЬ V.
Каждая жизнь — это короткий памфлет,
написанный идиотом.
С. Кинг
МЭРИ.
— Да, Сашенька, они, между прочим, сюда не хотели.
Псина и Босс сидели на уютной скамеечке возле двух могил супругов Порогиных на Воскресенском Кладбище.
— Можно подумать, Босс, все сюда стремятся!
Босс пропустил сарказм Псины мимо ушей. Он был в лирическом расположении духа. Перед каждым стояла выпивка и закуска. Но вкусы двух романтических друзей не совсем совпадали. У Босса на газетке стояла бутылка с армянским коньяком и лежали ломтики мелко нарезанной семги. Псина, чавкая, уплетал кильку в томате, запивая ее огуречным лосьоном. Оба были в тулупах и к тому же алкоголь согревал их. Было морозно, светило солнышко. Босс выпил и, утирая слезы, указал на надписи на могильных плитах супругов:
— Ну, недоумки были, Саша, ты полюбуйся, что их ебнутая еврейская родня понаписала; видите ли, они фольклор любили, гады пархатые.
На могиле Порогиных были выведены следующие эпитафии.
На могиле мужа:
«Был полковник — стал покойник».
На могиле его спутницы:
«Жена дважды мила бывает: когда в дом ведут, да когда в могилу несут».
— Босс, а как Мэри ее убил? — поинтересовался Псина.
— Да возле гроба ее мужа придушил, а затем вставил во влагалище кипятильник и включил его провод в розетку. Представляешь, мы прибыли минут через сорок. Фу, до сих пор тошнит от одного воспоминания, запах был просто убийственный, труп разлагался на глазах. Так-то, мда…, ну давай хлопнем за упокой души двоих друг друга любящих людей.
Вдруг Псина боковым зрением среди деревьев и могильных оград заметил маленького с мощными плечами человека, который, приставив палец к губам, манил его к себе.