— Ты уверена, что таким образом мы возбуждаем его? — спросила Патриция.
— Конечно, — ответила Айменга, проведя по спине Патриции и потянулась к ней накрашенными губами. — А как же еще ты сможешь возбудить голубого?
Патриция плюнула на все свои принципы и ощущения, закрыла глаза и слилась долгим поцелуем с блондинкой, представляя, что это Том.
«О, Том, где ты сейчас и чем занимаешься? Зачем ты ушел от меня?»
Фотограф смотрел на них, левой рукой прикрывая глаза от слепящего солнца, а второй теребя свой огромный круглый медальон. Наконец он вздохнул, встал и направился к дому. Поднявшись по тропке среди камней, он еще раз оглянулся — Патриция лежала на песке, обнаженная Айменга стояла на коленях над ней и гладила девушку.
Патриция видела, что Айменга увлекается лаской и поспешила отрезвить напарницу, пока та не слишком возбудилась, и не потеряла рассудка:
— Бернард пошел домой, видно созрел, — сказала она улыбнувшись и села на песке.
— А ты не хочешь еще поласкаться, — поглаживая одной рукой грудь Патриции, а другую запустив в ее темные волосы, сказала Айменга. — Нам так хорошо вдвоем.
— А ты знаешь, почему любовь между двумя женщинами называется лесбийской? — серьезно спросила Патриция, отстраняя руки блондинки и вставая.
— Ну… — растерялась та, — наверно, от острова Лесбос…
— Правильно, — сказала Патриция насмешливым тоном, что сразу отбило у блондинки охоту домогаться ее любви. Но надо было еще довести-таки до возбуждения фотографа, а без помощи Айменги это было бы затруднительно, и Патриция примирительно подала ей руку, помогая встать. — Пойдем, нам был обещан бокал вина, может еще чего выпросим. У меня от голода желудок к спине прилип.
— Да, сегодня к Бернарду собирались прийти друзья. Вот работка — даже по воскресеньям приходится трудиться.
— Да уж — тяжелая работа, необходима надбавка за вредность, — рассмеялась Патриция.
Они пошли к дому фотографа, продираясь прямо сквозь кусты. Девушки ничуть не стеснялись собственной наготы — здесь никто чужой не ходил. Да если бы и ходил — то что такого? Красоты стесняться нечего.
— А почему все-таки от острова Лесбос? — вдруг спросила Айменга. Патриция думала, что блондинка уже забыла про этот дурацкий вопрос. — Там находилась женская тюрьма и заключенные это там придумали, да?
— Нет, совсем наоборот, — рассмеялась Патриция и пояснила: — В седьмом веке до нашей эры известная поэтесса Сапфо организовала там школу девушек, проповедуя любовь к женскому телу.
— Сапфо… Никогда не слышала…
— Да? — удивилась Патриция. Задумалась на мгновенье, остановилась и прочитала:
Я к тебе взываю, Гонгила, — выйди К нам в молочно-белой своей одежде! Ты в ней так прекрасна. Любовь порхает Вновь над тобою.
Всех, кто в этом платье тебя увидит, Ты в восторг приводишь. И я так рада! Ведь самой глядеть на тебя завидно Кипророжденной!
К ней молюсь я…
— Это Сапфо? — спросила Айменга. — Ты ее наизусть знаешь — значит она тебе нравится. Кто сейчас помнит древнегреческую поэзию! И ты исповедуешь ее принципы? — с надеждой спросила блондинка.
Патриция рассмеялась.
— Я очень люблю стихи средневекового французского поэта Франсуа Вийона. Он был разбойником. Мне что теперь выходить с кистенем на большую дорогу?
Вечером к фотографу действительно пришли друзья. На втором этаже здания, рядом с просторным съемочным павильоном, заставленным всевозможными прожекторами, вспышками и декорациями было что-то вроде гостиной, куда фотограф всех и привел, чтобы отдохнуть после трудов праведных. Пожилая женщина-массажистка, которая, по-видимому, исполняла здесь также и роль экономки, накрыла в гостиной шведский стол и тихо удалилась.