— Давай же… войди в меня… Разве ты не хочешь?
Фриц весьма-весьма охотно исполняет её желание. И они сливаются в одну пульсирующую гору под одеялами. Колоритная натура получилась!
Под неторопливыми но мощными толчками Гизела припоминает о своём вчерашнем сновидении.
«Бог ты мой… … мой сон… на яву… теперь… Ooo… ты дикарь!»
— Тебе хорошо, сла-адкая? Я ебу-у с удовольстви-ем… Ты-ы класс…
— Еби… еби меня… бешено… совсем… Сладкий …
Фриц уже не целует её. Медленно и глубоко вонзает он твёрдый член ей во внутрь. При этом руками упирается в матрас рядом с её плечами, избегая взгляда её почти черных глаз, заставляя себя сконцентрироваться на паутине между стеной и чердачным покрытием.
И думает о Марко Лукиано, который имел листок не-трудоспособности и заменялся на должности навалопогрузчика недостаточно сильным Юргеном Нойманном. «Ударника надо поощрять всегда. А он лопату в свои руки берёт неохотно. С охами и ахами. И только затрещинами его можно заставить, в самый последний момент, когда локомотив поставлен во главе поезда. Но содержать в чистоте навалопогрузчик? Дырявый мешок…»
Мысли занятого совокуплением мужчины переносятся к последней игре в футбол: «Мои два гола оказались решающими, говённая игра… Но два очка на выезде… Все же, это что… Теперь мы находимся в середине таблицы… Триста пять вагонеток я нагрузил вчера. Если Вальтер одолеет ночью двести пятьдесят, мы заимеем в пятницу более 1000 вагонеток… Это недостаточно для денежной премии… Как эта Ленц подмахивает! Не, Фитти… Не думай об этом. Ты же хочешь отделаться только одним номером… Завтра игра… И было бы прекрасно обойтись одним, но долгим… Прекрасно… столько времени … Пусть ей подольше запомнится это драинье на чердаке… О, господи, ну и ебливаже она… Не сбиться бы с ритма… Вчера свидетель Иеговы был один на стройплощадке. Мусор до сих пор не убран… Так что должен был приводить в порядок без напарника… Хайнер был пьян в стельку. Поэтому сейчас подо мной и находится его краля… Кричит… С ней это происходит небось уже во второй раз. Удар, ещё-ё удар.. теперь побыстрее.
— Ты не любишь меня… О, о чём ты-ы думаешь …? Поцелуй меня … И не смотри все время куда-то мимо… Ты сладкий.
А Фриц уверившись, что его оргазм, так долго не на-ступавший, вот-вот даст о себе знать, наконец отбрасывает все посторонние мысли… Инстинкт руководит им. Его язык устремляется к ней в рот, и Гизела пробует на вкус собственную слизь. Теперь Фриц вгоняет в неё сильнее и быстрее: Вперёд — назад, вперёд и назад, вперёд и — снова назад. Несмотря на её влагу, он чувствует, как мышечное кольцо во влагалище судорожно сжимается вокруг пениса, так — будто Гизела ни за что больше не хочет выпускать его из себя.
— Прысни, пры-ы-ысни в меня!
Боль отражается в её взгляде. Широко раскрытые глаза вплотную перед его дикими светлыми глазами.
И оба они стонут — шипят — чавкают — бухают.
— М-м-м – м-м-м – м-м-м, — изливается, напрягшись всеми мышцами, атлет.
Пальцы вцепились в дивную попу Гизелы и — ещё бо-лее увеличивают её опьянение.
Это зрелище для дедули оказывается чрезмерным.
Дедушка Вагнер, несмотря на все хитрости своего постояльца, словно шпион не выпускавший его из своего поля зрения и тихими шагами проследовавший за ним к чердаку, прикладывает ухо к дверной филёнке и застывает на лестнице, весь в ознобе, с полыхающим лицом. А потом, спускаясь в квартиру, думает о Паулине. Свою жену он находит на кухне. Она стоит у раковины и чистит вымытую под струей воды картошку. Эрнст подкрадывается к ней сзади и щиплет её за задницу.
— Ах, Паулинхен, знаю, ты ничего против не имеешь. Мне-е также не помешало бы разок.
— Ты всегда так квакаешь, когда хочешь опрокинуть рюмку, — поучает жена. — О, господи, ну и видок у тебя, будто ты уже принял одну. Эрнст, где ты был?. Шнапсик у тебя в чести; да вот только моему Оллеру надо похоже так много, что его выворачивает наизнанку. И не известно, умрёт ли он или останется живым.
— Ничего я не пил… Думал… почему бы нам разок не сделать… Уже давно это… Почему бы это не заладить се-годня? Мы ведь оба всегда были не прочь… И никогда не нуждались ни в каких просветительских иллюстрациях. Не так ли, Паулихен…?
Паулина резко поворачивает голову и недоверчиво глядит на разрумянившееся лицо спутника жизни, который отважился прижать свой живот к её седалищу.
— Эрнст! — это звучало словно крик. — Неужто это правда?
Она отступает от старого Эрнста, берёт его морщинистое в руки и смотрит на него как на существо с другой планеты.
Он улыбается — слегка стыдливо и поигрывая в кар-манный бильярд.