— все, что у него есть.
— Ты ошибаешься, все что есть у него — это ты, для меня он мертв.
— Ты же так не думаешь! — резко вскинулась она. — Он — твой лучший друг, ты не бросишь его, когда он нуждается в тебе.
— Эшли, послушай меня, он для меня уже мертв. Если тебя завтра не будет дома, я подам на развод, это — не угроза, это — обещание.
— И что, наш брак значит меньше, чем это? Все, через что мы прошли? И ты просто выбросишь двадцать пять лет?
— Нет… не я, Эшли, это — твоя роль, а не моя, если так все и закончится, то это будет на твоей совести.
Все что я мог услышать, это ее рыдания.
— О чем ты думала, Эшли, Иисус, о чем, черт возьми, ты думала?
Она разразилась истерикой:
— Я не знаю, Роб, я просто хотела сделать его последние дни счастливыми, я просто хотела порадовать его последними днями.
— Возвращайся домой, и мы сможем попытаться пройти через это, я обещаю, что постараюсь простить.
— Прости, Роб, но я не могу этого сделать, надеюсь, ты простишь меня, потому что я люблю тебя и не могу представить без тебя свою жизнь.
— Ну, тебе лучше привыкать к этому, потому что, если тебя здесь завтра не будет, мы определенно закончим.
***
Следующие несколько дней прошли медленно, работа была невозможна, я впустую тратил время, но я боролся, сидеть дома было бы хуже. Ночью дом казался холодным, а моя жизнь — пустой.
Несколько раз звонила Эшли и однажды передала телефон Гранту, но в ту минуту, как услышал его голос, я повесил трубку.
Мне позвонила моя дочь, чтобы рассказать, как она гордится мамой, и что это — самоотверженный поступок: пойти и присматривать за ним. Господи, она сравнивала ее с Матерью Терезой или с чертовой Флоренс Найтингейл. Я не мог заставить себя сказать ей правду, но и она не смогла понять, когда я сказал ей заткнуться, потому что не хотел слушать.
Хотя это было не единственное, что она хотела мне сказать. У нее был еще один сюрприз, она обручилась и хотела знать, сможем ли мы попасть на ее вечеринку, которая будет через месяц. Я, конечно, согласился и предложил заплатить, что ее очень обрадовало. Что не обрадовало ее, так это, когда она спросила, что я думаю о том, чтобы устроить ее на винограднике Гранта… Ее чертова мать, должно быть, уже поговорила с ней и сделала предложение, которое я немедленно отверг:
— Сильви, ответ: «нет». Я найду где-нибудь лучше.
Она казалась смущенной.
— Почему, папа:… Что может быть лучше? Это было бы прекрасно…
Мой гнев заставил меня сорваться:
— Сильви, если ты организуешь ее там, я не буду участвовать, и не буду платить.
Она казалась удивленной.
— Но это была идея мамы, она сказала, что там может быть дядя Грант.
— Делай, что хочешь, Сильви, но организовав ее там, ты будешь делать все без меня.
Была пауза, когда она пыталась собраться с мыслями… Она замолчала, сказав, что поговорит с мамой и перезвонит. Конечно, прошло меньше часа, как зазвонила Эшли.
— Дорогой, Сильви только что сказала что-то глупое о том, что ты не хочешь устраивать помолвку здесь.
— Это так, — выплюнул я.
Она вздохнула:
— Дорогой, пожалуйста, не будь букой, вечеринку имеет смысл провести здесь, Гранту становится хуже, и он не сможет путешествовать. Пожалуйста, я умоляю тебя не делать все более жестким, чем должно быть.
— Какого черта, Эшли? Я подтверждаю свои требования. Если она захочет послушать тебя, меня там не будет, и я не буду платить.
— Дорогой, Грант уже предложил заплатить в качестве своего подарка — если мы устроим все здесь, это не будет стоить ни цента.
— Извини, но если ты хочешь, чтобы я присутствовал, ее там не будет, и он не будет платить за помолвку моей дочери, скажи ему, пусть взбесится.
К счастью, после многих телефонных звонков моя дочь поняла, что что-то происходит, и неохотно согласилась провести вечеринку в другом месте.
Через старого помощника по регби мне удалось найти место в Хамнер-Спрингс. Сильви была так же рада, как и я, когда я передал ей новости. Это будет дорого, но мне было все равно.
Это было также толчком, в котором я нуждался, чтобы начать процесс развода. Две недели спустя документы о разводе были окончательно оформлены и размещены в здании суда. Затем там ждали ответа Эшли, куда документы были отправлены по почте заказным письмом. Если она не будет оспаривать, то все, что ей нужно сделать, это подписать и вернуть, и документы будут поданы в суд.
— Какого черта?… — Это было все, что я услышал, когда поднял трубку.
— Привет, Эшли, приятно слышать твой голос.
— Роб, что, черт возьми, происходит?
— Все просто, Эшли; я полагаю, ты говоришь о разводе?… Если ты подпишешь документы и отправишь их по почте, мы сможем подать на развод, и он будет завершен через шесть месяцев.
— Роб… нет… мне что, умолять? Пожалуйста, не делай этого, мы сможем пройти через это, как только я вернусь домой, ты увидишь, что все это — чепуха.
— О, ради бога, Эшли, не будь смешной, я не буду ждать, в то время как ты играешь там в счастливую семью с придурком. Все, чего я хочу, это чтобы ты подписала бумаги, и мы оба сможем двигаться вперед.
— Нет, я отказываюсь, я не хочу этого и не подпишу.
— Тогда отправь их обратно с пометкой о том, что ты оспариваешь, в любом случае к концу месяца мы будем юридически разделены.
— Дорогой, не торопись, через шесть недель состоится помолвка Сильви, разве мы не можем дождаться ее?
— Нет, я не буду ждать, все подано в суд, независимо от того, оспоришь ли ты или нет, мы будем юридически разделены, ты можешь бороться против развода, но когда судья узнает, что ты живешь с другим мужчиной в течение трех месяцев, я не думаю, что у тебя будут шансы.
— Я не живу с ним; я ухаживаю за умирающим другом!
— Сестринское дело не требует совместного проживания в постели или секса.
— Господи, ты можешь быть мерзким ублюдком, когда захочешь…
Я проводил большую часть своего свободного времени, помогая спланировать помолвку Сильвии, и все шло хорошо, пока она не прислала мне список гостей, и в нем оказалось имя Гранта. Это вызвало еще один неприятный звонок, когда я сообщил ей, что ему не рады. Она плакала, когда я изложил свои правила.
Да, это вызвало еще один неприятный звонок между Эшли и мной. Она обвинила меня в том, что я жестокий, напомнив, что Грант был крестным отцом Сильви и имел право быть там. Для меня это стало последней каплей, и я зарычал:
— Нет, пока он тебя трахает, его здесь не будет!
***
Помолвка была большим успехом для всех, кроме Эшли — она пришла, но одна. Большую часть вечера мы сидели на противоположных концах стола. Когда вечеринка разошлась не на шутку и заиграла группа, Сильви подтолкнула меня:
— Папа, я не знаю, что происходит между тобой и мамой, но сегодня вечером тебе нужно отложить все в сторону. Я умоляю тебя, не порти мою вечеринку.
Я обнял ее и поцеловал:
— Хорошо, дорогая, я буду вести себя хорошо.
— Ладно, тогда иди и потанцуй с мамой, она выглядит так, как будто одна несет груз всего мира. Она сказала, что бедный старый дядя Грант очень болен.
Когда она толкнула меня, я пошел через весь зал, чувствуя, будто на меня смотрят тысячи глаз. Я подал ей руку и вывел на танцпол. Пока мы безмятежно скользили по полу, она таяла в моих руках:
— О, Боже, Роб, так приятно быть в твоих объятиях, спасибо, что пригласил меня потанцевать.
— Окей. Как идут дела? — спросил я.
— Хорошо, я думаю, но Грант…
Я отрезал:
— Я не хочу слышать о нем, и даже не хочу слышать его имя.
Она напряглась от моего сердитого возражения, но пока мы скользили, прижалась ко мне, и мы продолжали танцевать молча. После пары песен она вздохнула:
— Роб, я хочу поговорить с тобой, нам нужно все прояснить.
— Не сегодня вечером, Сильви уже …