Далматинцы. Часть третья: Мастер и Маргарита

Далматинцы. Часть третья: Мастер и Маргарита

Потеря контакта с родителями была одной из причин того, что подкосило их клан два года спустя…

***

Никто ничего не подозревал. «Далматинцы» были слишком поглощены своей любовью и Алешей, чтобы разглядеть то, что длилось уже не один год.

Но странности возникали все чаще. Иногда Коля видел свою маму заплаканной, а папу — в каком-то лихом подъеме, нервном и зажигательном, как от вина, — но папа не пил, Коля знал это. Ритина мама стала реже бывать дома, а Ритин папа стал засиживаться до глубокой ночи за компьютером.

Все это были разрозненные детали, которые складывались в тревожный осадок — но не проникали сквозь скорлупу юной семьи, счастливой в своем эгоизме.

…Случилось это, когда «далматинцы» были в последнем классе.

Им было по семнадцать лет. Они жили у Риты — так ей было удобнее, и Коля никогда не протестовал.

Однажды он зашел к себе домой за диском. Просто зашел домой. У него были ключи, — он вошел в квартиру, затем в комнату…

И остолбенел. Перед его глазами мелькал калейдоскоп голых грудей, бедер, ног и ягодиц: хрипя от наслаждения, Колин папа яростно скакал на Ритиной маме. Она запрокинула голову вниз — и выла, подметая волосами пол.

Увидев его, остолбенели и они.

Минуту или больше длилась немая сцена: Коля, застывший, как призрак; его папа, вжатый в чужое тело; Ритина мама с перекошенным лицом…

Внезапно она застонала, дрогнула — и затрясла бедрами, закрыв глаза. Она кончала от стыда, — и Коля вдруг понял, как она похожа на Риту. И мать, и дочь одинаково ревели в оргазме…

Колядернулся — его инстинктивно повлекло к двери, к бегству, — но услышал папу:

— Коль!.. — И замер.

— Ты не должен осуждать меня, сынок. Ты слишком рано узнал, что такое страсть.

У папы был плаксивый голос.

К горлу подкатил ком — и Коля ринулся вон. Он бежал, не взвидя света, пока не задохнулся и не упал на скамейку.

Его мозг отказывался понимать то, что произошло. Самое страшное — он не знал, как рассказать Рите… Он не мог найти в себе мужество — и терзался, обзываясь тряпкой и козлом. Рита… Папа… «Это неправильно — то, что он сказал. Про страсть. Это — совсем, совсем не то, разное, это неправильно, это нельзя сравнивать; папка глупый, — не понимает он, что ли?» Зудела и гадкая мысль: не в добрый час они с Ритой свели два дома…

Ритиной маме было 37 лет. Обе семьи были образцовыми, и «далматинцы» подражали им… Как же так?

Он не смог ничего рассказать Рите. В доме повисло напряжение, и чуткая Рита допытывалась, в чем дело. Коля угрюмо отмалчивался, Рита ревела, — и впервые в жизни они поссорились.

***

Все тайное скоро стало явным: Колин папа и Ритина мама ушли из семей. Навсегда.

Произошло все быстро, — никто не успел опомниться. Колин папа был взвинченный, отчаянный, виноватый — и счастливый, будто пьяный; Ритина мама помолодела лет на десять и прятала глаза.

В ушах у Коли стояли отцовские слова:

— Сынок, ты показал мне, что такое настоящая страсть. Ты раскрыл мне глаза. Спасибо тебе… и Булгакову. Ты нашел свою Маргариту, а я свою. Благодаря тебе. Прочитаешь — поймешь меня.