-Вот так и держите,- нежно прошептал танелонец, делая первый мягкий толчок.
Правой рукой Самсон тоже опёрся о берег, левой же обхватил эльфов и стал совершать мягкие, осторожные движения, проталкивая придаток меж двух пар крепко сжатых бёдер. Вскоре он стал тихо порыкивать, проталкивал фаллос вперёд, пока не упирался в ягодицы Иллиам, и вытягивал, пока шипастая головка не останавливалась в ногах у Ашуина. Мало-помалу эльфы тоже втянулись, ведь горячая пульсирующая дубина, в которой колотилось могучее сердцебиение, тёрлась об их гениталии, дразнила губы и клитор эльфки, мошонку эльфа и нагревала задние проходы обоих. Иллиам схватилась за брата, теребя его сосцы, её обдавало горячее дыхание, гигант раскалился как доменная печь. Его движение стали более страстными, резкими, но он всё ещё боялся причинить хрупким любовникам вред и о том, чтобы двигаться в полную силу, не могло быть и речи! Сквозь удовольствие и жар, Иллиам почувствовала слабую боль, она немедленно стала зачерпывать воду и поливать горячий придаток, облегчая скольжение. На грани разума, где не властвовала подогреваемая похотью истома, эльфка кляла себя за то, что не запаслась цветочным маслом, с ним этот противоестественный акт любви сейчас проходил бы гораздо приятнее, даже приятнее, чем есть!
Ашуин постанывал в такт толчкам, он старался держать ноги сжатыми, но они подкашивались от возбуждения, только перевитая канатными мускулами рука гиганта действительно помогала эльфу не упасть в воду. Он перестал опираться на берег и сжал тёмную головку обеими руками. Вскоре в его ладони полилась тягучая пахучая смазка, которую юноша самозабвенно размазывал по набалдашнику и стволу, а так же по собственной мошонке. Смазки было много, и новое семяизвержение приближалось, судя по частоте и резкости фрикций. В какой-то момент Самсон перестал рычать, только шумно дышал, из его пасти высунулся язык и юркой змеёй скользнул Иллиам на грудь, чтобы обхватить своим склизким телом то одну острую грудку, то другую. Это было одновременно омерзительно и так приятно! Эльфка не могла устоять, чтобы не засунуть язык себе в рот! Наконец волна напряжения покатилась от шеи танелонца по груди, животу, его придаток так напрягся, что вскрикнувших эльфов приподняло на нём! Струя ударило Ашуину в руки, затем Иллиам подставила свои. Одну руку эльфка облизывала, другой мастурбировала, и ощущение танелонского семени на гениталиях разожгло пожар! Женщина вскрикнула, охватила брата обеими руками, вынудив его обернуться, и впилась в его измазанные губы. При этом она ухватила его веточку и, сотрясаясь в экстазе сама, довела эльфа до того же состояния. Одурманенные вкусом и растянувшимся наслаждением, долгоухие опустились в воду и стали тщательно вылизывать источник лакомой влаги, при этом они поминутно переходили к нежным поцелуям, массировали всё ещё тяжёлые «дыньки» и сжимали стержень доящими движениями, чтобы получить всё, что могло остаться в уретре. Убедившись, что больше не удаться выжать ни капли, эльфы поднялись и, не сговариваясь, обняли своего хозяина за талию.
-Веса тунта мирре та, оматта!
-Не оставляй нас, хозяин!
Танелонец задумчиво посмотрел на двух изящных тонких созданий, поглощавших его семя с такой охотой, даривших ему ласки своих слабых нежных тел, проявлявших любовь к нему, одному из самых грозных и опасных разумных существ в мире… Танелонцы не испытывают большинства эмоций, они не боятся, не стыдятся, не печалятся и почти никогда не скорбят. Танелонцы не считают себя ущербными, где бы ни находились, и проявление хорошего отношения к себе воспринимают не с благодарностью, а скорее с удивлением. Самсон всё ещё не знал, что чувствует по отношению к ним, ведь для него, даже столь приятные ощущение как пик соития значили крайне мало, это люди и эльфы готовы совершить нечто из ряда вон, дабы получить желанную женщину, или мужчину, но танелонцы вечно жаждут лишь крови, и для того, чтобы получать её вдосталь, им нужно лишь оставаться собой… И всё же, он не хотел оставлять их. Гигант принял решение.
-Я пойду в ту же сторону, что и эльфы, возможно, увижу границы ваших земель, или что-то интересное…
Иллиам вскарабкалась на него как на дерево с ловкостью молодой рыси, на этот раз её брат почти не опоздал и любовники скрепили решение спонтанным тройственным поцелуем.
-Для нас это очень много значит, хозяин!- прошептала она ему на ухо.
Остаток ночи троица провела на берегу, эльфы заснули прямо на Самсоне после третьего обильного извержения семени, предварительно вылизав себя, и друг друга. Они даже не стали прикрываться, спали обнажёнными на огромном теле, источающем жар.
Утром любовники помогли гиганту влезть в кожаную броню. Прошлым вечером, когда танелонец омывал свою экипировку, она, будучи кожаной, разбухла, а поскольку за утехами он забыл надеть её вовремя, броня за ночь высохла и теперь едва-едва налезала на торс. Чувствуя, как плотно облегает доспех, повторяющий контуры его тела, гигант следил за одевающимися эльфами, которые то и дело стремились продемонстрировать ему всё то, что он уже тщательно изучил и чем фактически владел.
-Хозяин, наша ставка в той стороне!
-Я иду не туда. А в ставку Скидийских Воробьёв. Надо попрощаться с ними. Пусть мы никогда не были едины, но я четыре года шёл в одну с ними сторону.
-Хозяин, эльфы встают рано, идут быстро. Наш лорд уже наверняка в пути, и будет чудом, если мы его догоним! Не можно ли бросить сантименты?
-У танелонцев нет сантиментов, малышка. Но у нас есть порядочность. Если я уйду просто так, они будут вспоминать обо мне как о том, кто сбежал. Глупые люди, никак не возьмут в толк, что я никогда не был одним из них.
-Но хозяин!
Самсон не собирался с ней спорить или слушать её, он поступалтак, как должно было поступить, никаких иных вариантов не рассматривалось.
Люди не вставали рано и ещё даже не собирались никуда идти. Большинство Воробьёв ещё валялись у кострищ в похмельной неге, готовясь встретить этот день звоном колоколов в голове. Ходриг голый по пояс с шумным фырканьем умывался в тазу прямо перед своим старым и довольно небольшим шатром. Капитан был широк, но на его боках едва ли нашлось бы место дряблым обвислостям, тугое жёсткое мясо, как у вепря, всю жизнь бегавшего по лесу и бившегося за право жить! Из-за влаги рыжие волосы, усы и борода потемнели ещё сильнее, и Ходриг казался светлым брюнетом.
-А, вернулся-таки! Самсон вернулся! А нету твоих баранов, здоровяк! Схомячили мы их… Вижу, высокородные господа нашли тебя?
Танелонец ничего не ответил своему старому знакомцу, он лишь бросил эльфам «ждите здесь» и направился в сторону бранного поля, воздух над которым смердел и был заполнен тучами жирных жужжащих мух. Гигант не показывался довольно долго, наёмники постепенно поднимались, являя миру свои заспанные, красные и помятые как пастельное бельё в борделе лица. Вокруг пары обеспокоенно переговаривающихся эльфов постепенно стала образовываться любопытствующая толпа, а Ходриг совсем не спешил приглашать долгоухих к трапезе, хотя сам уже начал завтракать. Эльфы, разумеется, ни малейшим движением уха не показали, что весьма голодны, хотя как раз их-то желудки назвать совсем уж пустыми нельзя. Прошло немногим более часа, когда Самсон, наконец, появился. Он шёл, держа в левой руке мясницкий крюк, на который была насажена огромная, просто громадная оркская башка! Её изрядно пожрали падальщики и во лбу виднелась страшная рубленная рана, но на бледной коже ещё отчётливо виднелась яркая синяя краска.
-Так вот, на счёт баранов…
-Забудь, Ходриг, я ухожу.
-Куда, позволь узнать?- меланхолично спросил капитан.
-В сторону Извечных Домов.
-Вот как? Полагаю, высокородные господа сделали тебе хорошее предложение?