Он смеётся над моей очевидной простотой, и говорит:
— Ваша мама была вполне права относительно людей вообще, но ваша тётя — совсем другое дело, близкие отношения между вами позволяют ей делать то, что она может, чтобы оказать помощь её дорогому племяннику, к которому мы оба проявляем интерес. Кроме того, я предполагаю, ваша мама никогда не видела эту вещь в таком размере и твердости. Не так ли?
И он снова и снова подкидывает её на ладони и слегка сжимает.
— О, нет! Мама никогда не видела её, вед это было почти год назад, когда я имел обыкновение спать в её комнате, да и ночью эта вещь здорово усыхала. Но с тех пор она настолько выросла и стала такой твёрдой, что очень уж беспокоит. Вот как сейчас, когда вы держите её в своей руке. Это заставляет меня чувствовать столь странно, дорой дядя, и я буду весьма обязан дорогой тетушке, если она только даст мне средство, чтобы уменьшить боль, от которой я страдаю.
Он снова смеётся и говорит:
— Я поговорю с вашей тётей, и мы посмотрим — посмотрим. Но теперь вставайте, мы найдем вашу тётю, ждущую нас. Так что поторопитесь и оденьтесь. Спустившись по лестнице, вы найдете нас в гостиной.
Он оставляет меня, и когда пошёл по коридору, я слышу его смех, явно над моей невинной простотой. Я сразу понимаю, что завтра мне предстоит явить свои мужские достоинства. И уже чувствую преимущество совета, который обе моих замечательных наставницы дали мне относительно того, как заставлять женщин все их новые завоевания считать плодами, сорванными с меня впервые. Так что я решаю придерживаться той игры в поддавки, которую я уже начал, предвидя, что удовольствие, получаемое от неё, значительно усилит наслаждение, которое тётя естественно получит, будучи выебана моим по настоящему чудовищным петухом.
Когда я спускаюсь к завтраку, то попадаю в довольно тёплые объятия моей великолепной красавицы-тёти, которая, в изящном домашнем платье, выглядит более чем очаровательно. Больше минуты я нахожусь в её объятиях, пожираемый поцелуями. Не сомневаюсь, что доктор пересказал ей уже о нашей беседе. И искрящиеся глаза, и краска на лице явно свидетельствуют,насколько уже возбуждены её страсти. Такое впечатление, будто она очень хочет чуть ли не тут же предаться им.
Однако, весь этот день сдержанность сохраняется. У доктора были какие-то дела в округе, которым надо было уделить внимание. А тётя, оставив меня на час после завтрака, чтобы заняться некоторыми необходимыми домашними делами, затем водит меня по всему дому и окрестностям, прежде чем совершить со мною прогулку в деревню.
— Дом, как вы сейчас убедитесь, — объясняет она, — один из тех аккуратных зданий, в которых приходские священники устраивались на своих собственных землях и которыми изобилует Англия. Но немногие отличаются столь великолепной перспективой, открывающейся отсюда. Видите? Вон Лидс на протянувшейся с востока на запад гряде холмов, доминирующей над виднеющейся внизу богатой и красивой пустошью Кента. А теперь пройдём к фасаду, смотрящему на юг. Видите, как быстро спускаются за садом окрестности?
— Да, дорогая тётя, воистину роскошный пейзаж! – вторю ей я.
— Хотя деревня и церковь неподалёку, мы отгорожены от них широкой полосой вечнозеленых деревьев. Видите? Они простираются и на север и восток, защищая наш дом от неблагоприятных ветров.
— Сам дом, как вы сейчас убедитесь, хотя и скромен, довольно просторен. Южный фасад имеет далеко выступающий полукруг, с тремя окнами на нём и окном на каждом этаже выше. Внизу за ними находится гостиная и спальня вашего дяди с двумя раздевалками. Справа, если смотреть на дом отсюда, крыло с открытым арочным проходом к оранжерее и винограднику. Над ним, если подняться по лестнице, набор из трёх комнат, каждая с одним широким окном, выходящим в сад. Эти три комнаты сохраняются нами для такого же числа юных джентльменов, которые могли бы быть приняты для подготовки в университет. Это число доктор никогда не превышал. Из этих комнат в настоящее время занята только одна – вы сейчас единственный наш постоялец. Они были построены так, чтобы быть изолированными от всей остальной части дома.
Мы поднимаемся на лестничную площадку, и тётя открывает дверь, открывающую вход в коридор:
— Видите другие двери? Они ведут к раздевалке доктора и к каждой из трёх комнат для учеников. В конце ватер-клозет для общего пользования.
Я уже упомянул, что у первой из этих комнат была вторая дверь, соединяющая с раздевалкой доктора, и эта комната предназначена мне.
— Рядом, но с видом север и на замощённую дорогу в деревню и детскую площадку, находится классная комната. Вот посмотрите.
Она высотой примерно в полтора этажа. Я гляжу в окно, вижу дорогу к деревне, а в стороне от неё тихий квадрат сада с каким-то строением в нём, судя по всему соединённым каким-то проходом с классной комнатой, где мы сейчас находимся.
— Там рабочий кабинет доктора, — продолжает разъяснять тётя, указывая на двойные двери, ведущие в ту сторону. — Это святое святых доктора.
— Ого, они обиты байкой и с той и с другой стороны, — любопытствую я.
— Да, таким же манером классная комната отделена и от остального дома, чтобы нигде не пропускать ни одного звука.
Мы возвращаемся в пригодную для жилья часть. С западной стороны находится маленькая библиотека, соединённая с гостиной. Там же комфортабельная столовая, соединённая с кухней и службами, которые выходят во внутренний двор дома. Выше них — спальни прислуги и т.п. Вход с севера ведёт в шикарный вестибюль с добротной широкой лестницей на верхнюю площадку, с которой мы двигаемся на запад и придёшь к трём дополнительным спальням над библиотекой и гостиной.
— В общем, подводит итого моя тётя, — это очень удобный дом, хорошо приспособленный для священнослужителя, добавляющего к его прочим богослужебным обязанностям ещё и обязанности преподавательские.
Моя тётя не обратила моего внимания, а я только потом обнаружил, что у первой спальни, в западном крыле, дверь соседствует с её собственной раздевалкой, что, как мы сможем убедиться в дальнейшем, часто помогало ей в любовных наклонностях, размещая в этой спальне особо привилегированного любовника.
Обилие цветов придаёт дополнительное очарование окрестностям. Отличной оказывается и прогулка в затенённом восточном кустарнике, ведущем от оранжереи вниз к довольно очаровательному летнему домику, из которого открывается довольно прелестная перспектива, и который, кстати, совершенно безопасен от любого наблюдения со стороны. Он был сделан явно в любовных целях и обставлен низкими и широкими кушетками с патентованными пружинными подушками. Представляю себе, какие на этой сцене разыгрывались сладострастные сражения! Да и сейчас я могу видеть, как привёдшей меня сюда тёте трудно ограничить себя в большом желании овладеть мной. Да и сам я довольно охотно устремился бы в её страстно жаждущие объятия и выеб бы её к её собственному удовольствию, но благоразумие подсказывает воздержаться. Раз я взялся сыграть эту роль, то обязан довести её до конца. Без сомнения у тёти подобного повода не было. Просто она и доктор, небось, решили, что до следующего утра ничего не должно потревожить моей скромности — Боже упаси! Поэтому наверное с глубоким вздохом она уводит меня из летнего домика и ведёт в деревню, где мы встречаем доктора, после чего возвращаемся ко второму завтраку.