Моя рука под одеялом ожила, прошлась по бархатистой женской спинке и замерла на попке. Женщина рассмеялась и шутливо щёлкнула меня по носу.
— Ах ты, притворщик!
— Когда мама вернётся, ты останешься с нами, — уверенно ответил я.
Каролина грустно улыбнулась.
— Боюсь, она не потерпит конкуренции. Всё-таки Шанталь – твоя мать, а я всего лишь рабыня; у неё больше прав на твою нежность и преданность, чем у меня…
— Всё равно! Ты остаёшься, и точка. Мама не будет против, я уверен.
Женское лицо дрогнуло.
— Скажи… – она заколебалась, — почему ты так хочешь, чтобы я осталась. Из-за ласк? Так она умеет гораздо больше, с ней ты узнаешь настоящее наслаждение, а я… – Каролина вздохнула.
— Я целовался с вами обеими, — ответил я, — а теперь хочу увидеть, как это делаете вы…
Женщина, похоже, потеряла дар речи. Потом снова рассмеялась – теперь уже облегчённо – вытянулась на мне, прижимая к жёсткой кровати, зашептала, обдавая лицо обжигающим шёпотом:
— Какой ты у нас выдумщик, оказывается! А ты знаешь, что женщинам любить друг друга позволено только у лесных дев? Если кто-нибудь на заставе узнает, нас выгонят с позором…
— И плевать! Я хочу, чтобы ты и мама были со мной, только и всего!..
— Тогда твоё желание исполнилось, — Каролина крепко, жадно поцеловала меня, — пока я нужна тебе… пока нужна вам, я буду рядом… что бы ни случилось…
Я хотел немедленно овладеть ею, правда, весьма примерно представляя, что для этого надо делать; однако Каролина снова осадила меня.
— Пожалуйста, любимый, не спеши… Я не хочу оспаривать право Шанталь на твою невинность. Она должна быть твоей первой женщиной. Таков закон… наш закон…
— Чей? – растерянно переспросил я.
— Скоро узнаешь, — с улыбкой ответила женщина и скрылась под одеялом.
Следующие два дня я был заложником Каролины. Она выпускала меня из дома только для того, чтобы проведать маму, и шла вместе со мной. Ещё мы ходили в баню. И везде – на кровати, на палатях, даже на полу – я принадлежал женщине, и везде она пила моё семя. Я тоже отведал женских соков, хотя Каролина, прежде чем пустить меня к своей малышке, страшно смущалась. Тогда-то я и увидел впервые святое святых любой женщины – бутон, сложенный из нежных, чувствительных лепестков-складочек, лоснящихся от смазки и прикрывающих беззащитное лоно; мягкие волоски слегкашевелились, когда я бережно раздвигал эти лепестки, чтобы добраться до ароматной женской мякоти, плачущей сладким соком. Каролина, казалось, не дышала, но нет-нет, и по ляжкам пробегала лёгкая дрожь. Немного ниже находилось тугое, коричнивое колечко ануса – я слышал от больших ребят, что на востоке рабынь насилуют именно туда, чтобы не плодить выродков; однако я с трудом просунул в женский зад один палец. Внутри было горячо и сухо. Каролина неожиданно заелозила попой.
— Нет, любимый… не туда… пожалуйста…
Я не стал возражать и вернулся к влагалищу. Чтобы мне было удобнее, женщина встала на четвереньки, выпятив зад, и грудью легла на пол. Таким образом я имел доступ не только к нежным глубинам моей любовницы, но и к ягодицам (это одна из частей женского тела, которая вызывает у меня особенное восхищение и восторг).
Я не был уверен, что всё делал правильно, тем не менее эти два дня Каролина меня буквально замучила, чуть ли не со слезами умоляя вылизать её. Я быстро сдавался, она забиралась на кровать, или усаживалась на стол, или привычно укладывалась ничком на пол, и я погружался в её влажные, жаждущие любви просторы. За этим-то занятием нас и застала мама. Я так увлёкся ласками, а Каролина и вовсе находилась в полной прострации от бесконечных оргазмов, что ни я, ни она не услышали, как хлопнула дверь. Мама решила не прерывать нас: быстро раздевшись(!), она на цыпочках подкралась и прижалась ко мне. Я вздрогнул и попытался обернуться, но руки Каролины вцепились мне в волосы и снова прижали к влагалищу.
— Нет… – томно всхлипнула женщина, — не останавливайся… прошу… умоляю…
А мама уже занялась моей собственной плотью. Я мгновенно узнал её руки – немного грубые от общения с оружием, но такие нежные и чуткие – и целиком отдался сильнейшему восторгу от близости не только моей матери, но самой прекрасной женщины в мире. Она посторонила меня. Я не сразу понял, что мама хочет делать; на моих глазах она впилась губами в сочащееся влагалище жадным засосом, старательно заработала язычком. Каролина пронзительно ввизгнула и забилась; я быстро сдался и полез помогать маме. Мама с готовностью приняла мою помощь, так что вдвоём мы довели женщину до исступления. Всхлипывая и содрогаясь в пароксизме острого наслаждения, Каролина сползла с кровати на пол. Открыв глаза, она увидела маму и жалобно улыбнулась. Мама улыбнулась, склонилась над ней и поцеловала. Потом хитро посмотрела на меня:
— Ну-ка, признайся – ты хотел увидеть, как твоя мамочка целуется с другими тётеньками?
После всего, что со мной произошло, было глупо смущаться, тем не менее я почувствовал, как горит лицо. Мама рассмеялась и прижалась ко мне.