— Более двух с половиной часов!
— И что там происходило?
Я пересказываю всё услышанное, и, кроме того, поскольку тётя с дядей говорили о посвящении меня, я, с согласия мисс Френкленд, пожелал, чтобы мои сестры познакомились с этим вопросом. Они здорово смеются, а маленькая Лиззи говорит:
— Мне нужно действовать также, как тётя: сначала выпороть вас, Френк, и быть выебанной, а потом быть выпоротой вами и проследить, чтобы мой любимый дрекол проследовал ко мне в забой.
Мы смеёмся и принимаемся ублажать её, и эта сцена довольно успешна. Мисс Френкленд, с огромным сексульным желанием ебущая Мэри, — сначала во влагалище, а вслед за моим примером на Лиззи и в седалище. После этого мы с Лиззи моем наши части и, подготовившись к новым столкновениям, начинаем более регулярный курс самой что ни на есть похотливой маслянистости, в котором заметную роль играют дилдо и прутья, — они равно необходимы, учитывая чрезмерно терпение, выпавшее на мою долю в течение этих нескольких ночей.
Как только светает, я крадучись возвращаюсь в свою комнату и основательно сплю час или два.
Думаю, понятно, что наши уроки в эти несколько дней до моего отъезда были не очень-то напряжёнными и что мне во время школьных занятий разрешилось дремать.
Мисс Френкленд снова отправляется со мной одним в сад дать мне последние уроки, которыми я должен воспользоваться в общении с тётей:
— Она должна чувствовать себя более уверенной чем когда-либо, когда очень скоро станет атаковать и штурмовать вашу персону, лишь только окажется дома, где и место и время — всё к её услугам.
Я слушаю с нарочито большим вниманием. Ведь читатель знает, я уже был знатоком этого искусства, с которым она желала меня ознакомить — благодаря замечательным советам моей по-настоящему первой наставницы, прекрасной миссис Бенсон. Но я не мог удержаться от размышления, насколько полностью у этих двух замечательных женщин совпадали те же самые мудрость и знание мира, в которых они были так озабочены осведомить меня.
На следующую ночь доктор и тётя отправляются спокойно в кровать, причём доктор объявляет:
— Мои предыдущие ночи не позволяют мне что-нибудь ещё и сегодня.
Таким образом мне остаётся только бросить ещё один пристальный взгляд на все великолепные тётины красоты, которые никогда не производили слабого эффекта на моё легковозбудимое оружие, но любоваться которыми она лишает меня, потушив свет.
Зато в подходящем для труда состоянии я нахожу его в комнате моих сестер. И неожиданно я наталкиваюсь на них, скатившихся в одно тело: обе девочки гамаюшируют друг друга, а клитор мисс Френкленд -в заднепроходном отверстии Мэри. Поскольку я открыл дверь тихо, они меня не услышали, и я терпеливо жду, пока похотливый кризис не заставит их с восхищением истечь, изливаясь друг на друга. Захлопав в ладоши, я кричу:
— Браво! браво! вызов на бис!
Я очень, очень рад, ибо, признаться по правде, первый шаг был сделан и оглашён, и я начинаю требовать все большего и большего количества розг. Однако, мы имели только то, что имели, но в нашем распоряжении следующая ночь, а сознание, что скоро мы вынуждены будем прекратить свои восхитительные оргии, придаёт нам всем решимости увеличить усилия.
Опять наши страсти неистово бушуют, полыхая во всплесках пенящейся спермы. Каждое желание, которое может предложить наша похотливая маслянистость, исполняется, чтобы увеличить наши удовольствия или возобновить наши опустошенные ресурсы, пока время не просит нас снова разделиться.
На следующий день никаких школьных занятий нет — всё это время занято упаковкой и подготовкой к отъезду. День выдаётся грустным для всех нас. Моя бедная мать принимает это очень близко к сердцу. Она была очень нежным существом, невинным, словно младенец. Я часто задавался вопросом, от кого мы — все трое — наследовали всю естественную шалость характеров, поскольку у мамы не было ничего такого. Я предполагаю, что она, должно быть, досталась нам от наших бабушки и дедушки, поскольку тётя обладала этим качеством в самой полной степени и была почти равна восхитительной мисс Френкленд, которая правда превосходила ее наличием греческой крови в своих венах, что, несомненно, придавало чрезвычайную высокую температуру её маслянистости. Как-нибудь я перескажу главные события ее романтичной истории, которая в будущем полностью свяжется с моей.
Той ночью у моей тёти и доктора была ещё одна сеча, завершившаяся в один круг, — на сей раз она преуспевает только в том, чтобы вытащить доктора на один единственный раз. Как и раньше, когда всё заканчивается, я убегаю, чтобы провести последнюю восхитительную ночь с дорогими мне существами, с которыми я проводил более чем восторженные оргии более чем два минувших года. Мои сёстры быстро превращались в замечательно красивых прекрасных молодых женщин, особенно Мэри, которая, имея преимущество в полутора года перед Лиззи, обладала естественно более полной фигурой и формами, хотя Лиззи обещала в конце концов стать, и фактически стала, прекраснейшей женщиной, и обе безусловно отличались довольно горячим темпераментом. Мы проводим ночь в утончённейших оргиях, с вкраплением слёз сожаления о нашем расставании, мягкими ласками, приводящими к великолепной ярости маслянистости, пока я почти не падаю в обморок от истощения.
Мы с трудом прощаемся, и три ангельских существа держат свою дверь открытой и влажными глазами смотрят на мою удаляющуюся фигуру; дважды, оглянувшись назад, я, не выдержав, возвращаюсь снова и снова бросаюсь в их объятия для последнего любовного поцелуя; но как все на свете, заканчивается и наше свидание, и я достигаю своей кровати и, рыдая, укладываюсь спать.