Первая вещь, которую делает моя тетя, — садится на корточки на горшке как раз напротив моего глазка, и поскольку она здорово задирает свое платье, я могу видеть, что у неё довольно завидный холм Veneris, плотно покрытый весьма обильными локонами.
Сила её мочи являет собой нечто замечательное, это было нечто вроде потока, и явно услышанный мною мощный порыв вод сразу же заставляет мой мятежный дротик встать. Когда она поднимается, то пока не опустила своего платья, я вижу роскошные пропорции её лимба, подобным которых прежде никогда не встречали мои глаза. Увы! это всего лишь мимолетный проблеск. Однако, я решаю наблюдать и дальше, надеясь увидеть, что будет в ходе раздевания. Она снимает всю свою верхнюю одежду, оставшись в одной только в сорочке. Я могу теперь заметить реальное великолепие её прочих пропорций.
Корсет, стягивающий её в талии, позволяет оттенить роскошь её бедер и ягодиц во всём их великолепии. Ни разу в жизни мне не приходилось видеть более прекрасноё задницы. Я это говорю теперь после значительного количества следовавших одно за другим освидетельствований и поклонений, но в его покрытом великолепии, в котором я в тот момент рассмотрел, появилось самая прекрасная задница, с которой я когда-либо встречался, даже более великолепная чем у мисс Френкленд, которую я совсем недавно расхваливал. Правда, дородность её выпуклостей уж очень заметна, её можно даже назвать тучностью, очень даже сильной тучностью, но эта дородность была вовсе не такой, чтобы назвать её жиром. Её бедра были положительно чудовищны в своих могущественных пропорциях и отнюдь не дряблы, а скорее выглядели железными, были изящных форм и выглядели очень гладкими, очень напоминая слоновую кость, — настолько, что казалось – прикоснись к ним, и ощутишь их холод.
И всю эту великолепную структуру поддерживали ноги, завершаемые внизу парой очаровательных лодыжек и очень маленькими для её размера ступнями. Поскольку её женская сорочка была с короткими рукавами, на показ выставляются всём своём совершенстве и великолепии кожи и красоты форм её роскошные руки и шея, а также вывалившиеся наружу пузыри.
Надев ночную рубаху, моя тетя садится к своему туалету и продолжает укладывать массивную связку своих локонов. Её предельно обильные и длинные волосы падают гораздо ниже ягодиц, они настолько густы, что она может позволить им прикрыть ей и зад и перёд, то есть полностью скрыть наготу. Золотисто-каштановые, напоминавшие великолепную копну волос для одной из моделей знаменитого художника, видимой потом мною во Дворце Питти во Флоренции, — а именно Маддален, прикрытой только необыкновенным обилием своих локонов.
Такова была моя тётя во всей свой предельной обильности и великолепном и неотразимом очаровании.
Тем временем, доктор тоже раздевается, но, как это может хорошо быть предположено, совершенно незаметно для меня. Мои глаза были поглощены другим объектом. Накинув халат, он садится рядом с женой, чтобы подвести итоги дня. Конечно, их беседа очень естественно поворачивалась непосредственно на меня. Они начинают с того, что поздравляют себя с удачей по поводу того, что меня отдают заботам доктора.
— Это двойная удача, — замечает леди, — ибо после скандала, который случился некоторое время назад, мы могли бы вообще оказаться без учеников.
— Не берите в голову, моя любовь, — говорит доктор, — этот паренёк скоро станет приманкой для других. Он кажется хорошим, нежным парнем. Но я постараюсь поговорить с ним завтра и увидеть то, из чего он сделан; мальчики под женскими наставлениями являются вообще-то простыми сопляками.
— Не думаю, что вы его таковым найдёте, — возражает моя тетя. — Я не плохо сужу о характере, и уверена, что мисс Френкленд слишком строга и целеустремлённа, чтобы не подчинить своей воле желания любого мальчика. Напротив, я боюсь, что она, во всяком случае, была слишком серьёзна с ним, поскольку моя сестра сообщила мне, что у неё были полномочия применять розги, но, после одного или двух серьезных столкновений, она полностью справлялась с ними, и что их продвижение было действительно очень большим и весьма удовлетворительным, так что мистер Никсон, опекун Чарльза, проэкзаменовав его, остался в наиболее благоприятном впечатлении. Но мне он представляется таким невзрачным и низкорослым, словно столб для привязки лошадей. Бледным, и довольно болезненно выглядит. И кажется намного моложе, чем, возможно на самом деле. Так что едва ли он будет пригоден для того, чтобы стать источником развлечения для нас. Вот так-то, дорогой доктор!
Что означает этот её намёк, для меня остаётся не понятным, но никакого сомнения во мне не возникает при виде того, как доктор, наклонившись в это время вперёд и целуя её, пытается в то же время соединиться с нею своим шпунтом. Сначала он протискивает руку под её прекрасные пузыри, а затем, подтянув её сорочку, начинает поиски фуража меж её ног. Она кладёт свою щётку для волос и хватается за его петуха, но вскоре говорит:
— Не возбуждает меня, мой дорогой… Видите, этот бедолага ничего не может сделать без розги, а у нас здесь нет ни одной… Так что давайте будем пай-мальчиком, уймёмся и ляжем спать.
Повинуясь ей, он поднимается, сбрасывает с себя одежду, надевает ночной колпак и, опрокинувшись в кровать, засыпает прежде, чем его великолепная супруга закончит свой туалет. Когда с этим было покончено, она сбрасывает с себя корсет, и принимается через голову стаскивать сорочку (сомневаюсь, чтобы её можно было спустить через столь огромные ягодицы). Затем она идёт через комнату в моём направлении, совершенно голая, такая, какой сотворила её природа, выглядя поразительно великолепной в твёрдости своего шага и своих форм. Я положительно преисполняюсь благоговения. И возмечтал: вот Юнона во всей её славе перед Юпитером, и как это здорово испытывать желание отклониться к запрещенному пути любви, раз у Юноны такая огромная и великолепная задница, какой обладала моя тётя.
Она снова присаживается на корточки и выливает другой поток в горшок. При виде этого я чувствую себя потрясённым и, пошатываясь, отступаю к кровати, впервые в жизни ощущая себя принужденным самозагрязнением избавиться от избытка жажды, которую породила чрезмерность таких сверхчеловеческих красот. Я едва могу воздержаться от вскрикиваний, вызванных подавленным волнением, особенно когда природа уступает дорогу и сперма бьёт струёй, причём летит довольно далеко, от кровати до двери, в сторону которой я направил свой дротик, дико дроча его и воображая, будто пихаю его в тётю — куда-нибудь, в любую часть её тела и истекаю сразу от избытка жажды в её прелести таких блестящих форм и изящного цвета.
И впадаю в сон, а во сне предаюсь мечте об обладании ею любым способом. И ночные видения смешивают меня и тётю, с Юпитером с Юноной, и Марсом с Венерой, сладко реализуя самую чувственную и восторженную природу.
На следующий день, в наш час отдыха, мисс Френкленд выходит с нами прогуляться по окрестностям, и пока девочки развлекаются, я пересказываю ей всё, что я видел и слышал. Она сразу приходит к выводу, что мне предназначено стать не просто учеником, но и оружием моей тёти.
— Я весьма рада, мой дорогой Чарли, что это в таковых у вас будет такая необычно прекрасная женщина. Ведь у вас, после ваших нынешних познаний, приобретённых со мною, должен быть кто-то, с кем бы вы пошли дальше, и конечно вам нечего желать более прекрасного. И препятствий в этом очевидно никаких не будет. Во всяком случае, именно так поняла я те намеки, которые вас озадачили. Под этим можно подразумевать любую вещь, но это умалчивание позволяет проникнуть во внутренние тайны их жизни. Или я очень ошибаюсь. Есть один пункт, насчёт которого я должна настоятельно предостеречь вас: и ваше общее благоразумие и большой здравый смысл заставят васоценить его важность. Ваша тётя явно неплохо испытана в эротических удовольствиях.
И если бы сразу она нашла в вас необыкновенного знатока, каким вы и являетесь, она никогда не прекратила бы мучить вас, пока она не узнала, кто был вашей наставницей. Теперь для вас должно быть очевидно, что, если она станет считать меня и вас близкими в этом плане, она могла бы сделать пагубные выводы относительно ваших сестёр, или, даже если не идти так далеко, не думать о том, что она не станет подозревать, что мы развратили их, достаточно вероятно, что она могла бы сделать всё, чтобы удалить меня из их общества. Таким образом вы видите, мой дорогой мальчик, хотя может быть это очень трудно сделать, вам, для всей нашей пользы, лучше всего казаться весьма невинным и неосведомленным о любой вещи, связанной со снисходительностью в любовных страстях. Вы не должны позволить себе казаться возбуждённым, но заставлять её делать все начальные шаги. И я сильно ошибусь, если она не будет чрезмерно готова поступить именно так, тем более если посчитает вас явно невинным. Да, сейчас вы большой знаток в любовном судопроизводстве, однако вам надлежит быть настороже и контролировать свои чувства, чтобы не позволить вашему знанию хоть в малейшей степени стать очевидным.
Она, в конечном счете, будет даже дважды рада, если вообразит, будто именно у неё оказались ваши первые плоды. Прежде, чем вы уедете, я дам вам некоторые краткие советы относительно того, как вести себя.
Тем временем я прихожу в неистовство, так что прошу её:
— Не наклонитесь ли вы вперёд? На пень! Ведь у нас так мало времени, пока я остаюсь дома.
И откинув юбки, ебу её сзади, потирая её восхитительный клитор и заставляя её истечь в то же самое время, что и я сам.
— Полёт был поспешный, но тем не менее очень сладкий, — резюмирует она. — У нас действительно мало времени.
Кстати, вы упомянули о сожалении своей тёти, что у неё под рукой нет никакого прута. В верхнюю полку моего платяного шкафа, что остался в комнате, где спят ваши дядя и тётя, мне надо положить один такой, и я сделаю вид, будто случайно оставила ключ в двери. А любопытство женщины, я уверена, заставит заглянуть в него. Кстати, этим я преследую ещё одну цель: там остались некоторые вещи и превосходные книги со всунутыми в них тут и там бумажками, отмечающими высоко моральные или религиозные пассажи. Увидев их, ваши дядя и тётя останутся довольно высокого мнения о моей нравственности — ведь для них это явное свидетельство моего сугубо частного чтения.
Прут был помещен уже на следующий день, и приманка стала ждать, когда её обнаружат.