Вначале она ужасно боялась неведомого, со страхом ожидая самого момента лишения девственности. Но — потом, когда Валера спустился кончиком языка от шейки к ключице; когда он начал раздевать Лизу, обволакивая ее паутиной прикосновений; когда раскрыл грудь — и увидел пухлое, объемное, трогательное, и стал понемногу мять и подсасывать, приближаясь к соскам; когда прильнул к ним, и Лизу пронзило сверкающее солнце; когда раздел ее донага, разделся сам, и Лиза стояла перед ним голая, полная кипучего стыда; когда он начал ласки от шейки — ниже, ниже, к соскам, к животу, охватывая и спину, и бедра, и ягодицы легкой паутинкой; когда Лиза, не заметив того, обняла Валеру, прильнула к нему всем телом, обхватила коленями; когда он вминал ее в себя, как глину, сверху донизу, упершись в нее членом; когда ласкал внутреннюю сторону бедер, наполняя Лизу теплым зудом; когда нырнул пальцем Туда — (Господи, как она этого хотела!) – и самое стыдное в ней горело, истекало, изливалось, требуя прикосновений; когда он усадил ее себе на колени, и — щекотал, мял, месил ее горящую вагину, а она обхватывала его ногами так крепко, как только могла; когда… Страх перед неизвестностью растаял, и Лиза отдалась сверкающему потоку, позабыв себя. Она не знала и не предполагала ничего подобного; феерия любви потрясла ее…
***
…Прикосновения Валеры к самому заветному толкали ее в мутную, сладкую пропасть; казалось, что Валера касается обнаженного ее сердца. Пропасть приближалась, всасывая в себя Лизу; вагина горела, наливалась невыносимой сладостью, набухала кипящей волной, смывающей Лизу прямо в бездну. Валера вдруг уперся членом в вагину, и стал легонько толкаться, двигая Лизу за ягодицы — насаживая ее на себя. Лиза охнула; природа направила ее, и она сама стала насаживаться на член, изогнувшись и зажмурив глаза. Волна затапливала, растворяла в себе — вот-вот, сейчас, еще, еще немного, еще капельку…
Как вдруг он отодвинул трепещущее тело и отсел от нее. Брошенная Лиза вздымала бедра по инерции, но движения ее утихали, и…
Это невозможно описать. Лиза, философ и умница, не понимала, что с ней творится, что пылает в ней и как избыть этот огонь. Валера бросил ее в полушаге, полумиллиметре от желанного взрыва, которому она не знала названия; горячая волна кипела в ней, разрывала ее, требуя выхода и не находя его. Было чувство, будто ее вдруг бросили умирать в ледяной вакуум, из смертного жара — в смертный холод, — и она медленно остывала…
…Открыла глаза, приходя в себя. Посмотрела на Валеру — в ее взгляде был такой вопрос, такое вселенское недоумение и мольба, что у Валеры едва не разорвалось сердце.
— Маленький перерыв, — сказал он и, не помня себя от жалости и нежности, нагнулся и поцеловал ее в лоб. Лиза страстно потянулась к нему… но он отошел.
Валера думал насладиться своим торжеством — увидеть несравненную Лизу, умирающую без его ласк, — но разрыв с ее телом оглушил и его. Он едва сдерживался, чтоб не броситься на Лизу — излиться в нее нежностью, утолить ее и свои муки, — но стоял неподвижно, зная, что его вынужденная жестокость приведет Лизу к еще большему блаженству и, может быть — к обезболиванию в Самый Главный Момент.
Лиза, застыв на миг в немом вопросе, простонала, выгнулась; рука ее сама собой потянулась туда, где горело и пульсировало. Лиза, как и многие советские девочки, не знала мастурбации, — но сейчас природа подсказывала ей, как излить внутренний огонь. Жгучий стыд (она, голая, трогает срамные места на глазах у Валеры) не останавливал ее…
— Э нет, так не пойдет, — сказал Валера, придержав ее руку, — нельзя! — И полез в шкаф за полотенцами, чтоб привязать ее к кровати.
***
Он нагнулся над ней, голой, крепко привязанной — отданной в полную его власть, — и вылизывал ей тело, как кошка, сверху донизу — от шейки к ключице, к груди, задевая сосок, и дальше — к животу, к бокам, бедрам…
Лиза выгибалась, как от электрошока, и надрывно кричала:
— Ой-ей-ей-ей! А-а-а-а! Валерочка, родненький, а-а-а-а! Не мучь меня! О-о-о-ого-го-го…
Валера лизал ей уши, бока, подмышки, соски, потом — ступни, пятки, пальцы на ногах, вынуждая Лизу бесноваться от щекотки и желания.
В начале экзекуции Лиза стеснялась подавать голос, и чувства ее прорывались только в дыхании; вскоре наслаждение стало невыносимым, и Лиза «пела» все громче — от сдавленных стонов под поцелуями Валеры, прильнувшего к соскам — до надсадного хрипа и визга перед несбывшимся оргазмом. А сейчас Лиза орала, потеряв всякий контроль над собой — наслаждение пронизывало ее насквозь, как пытка, вытесняя остатки разума. Если б ее отвязали — она, не зная, что делать, билась бы головой об стенку, или покончила бы с собой, одержимая внутренним огнем.
— А-а-а-о-о-о-у-у! Ой-ей-ей-ей! Ну, Валерочка, ну, ну… О-о-о-о!..
Валера перешел к внутренней стороне ее бедер; вагина ее горела и звала к себе, но Валера требовательно, кропотливо вылизывал все чувствительные места ее ног, не доходя до самого заветного. Лиза извелась, плакала и умоляла Валеру сама не зная о чем.
Наконец язык Валеры подобрался к самой вагине, покружил вокруг, и — вдруг нырнул в горячее, скользкое, соленое. Лиза что-то говорила, о чем-то умоляла Валеру — и подавилась на полуслове; речь ее оборвалась хрипом. А Валера, облизав заветные складочки, опять перешел на ножки, вновь заставляя Лизу молить и заклинать его. Так повторялось несколько раз; наконец Валера прильнул к вагине, обсасывая клитор, и Лиза благодарно заурчала, выгибаясь в такт его движениям. Она была все еще неудовлетворена — и снова неслась к сияющей пропасти, желая только одного — выпустить из себя огненного демона…
Не тут-то было: Валера, предчувствуя пик, снова отпустил ее за полшага до оргазма. Стонущая Лиза потянулась было бедрами за ним, но полотенца больно натянули руки, и она обмякла.
Чуть не плача, она стала умолять его: — Валерочка, милый, родненький, сделай так еще, пожалуйста, ну пожалуйста! Не оставляй меня, сделай так еще!.. Пожа-а-а-алуйста!..
Валера стоял и смотрел на нее. Еще недавно он отдал бы все за эту картину — Лиза, несравненная, восхитительная Лиза — голая, привязаннаяк кровати, корчится от стыда и желания, и молит его о ласке, как рабыня. Но сейчас ему было неловко, будто он сделал что-то плохое. Страстное желание подарить Лизе то, о чем она молила, возобладало над планами и стратегиями, и Валера снова прильнул к ее вагине.
И снова Лиза, подавившись хрипом на полуслове, благодарно раскрылась ему, распахивая всю себя для его губ и языка. Ей хотелось, чтобы Валера нырнул в ее вагину с головой — глубже, еще глубже, как только возможно… Валера чувствовал, что она кончит мгновенно, сейчас, сию секунду — и молниеносно очутился над ней. В ту самую минуту, когда она изогнулась с хрипом смертной муки, он уперся в нее членом, и — вошел, ворвался, провалился в нее по самые яйца.
Лиза вдруг замерла, окаменела; остекляневшие глаза ее с безмерным удивлением смотрели на Валеру, словно желая понять нарастающее в ней Нечто. Потом — вдруг дернулась, подбросила его бедрами, как мяч — и через секунду Валеру оглушил пронзительный визг, дикий и надсадный. Валера, взрываясь в Лизе, вламывался в нее до упора и сам кричал, погибая от огня, которым плевался его член, вспарывая и поджигая Лизу изнутри…
***