— Здоров ли твой муженек? — закричал ей старик.
Как и в тот раз, его сопровождал ветер, коловший глаза песком. Аямэ не ответила: она была обижена на старика за то, что тот обманул ее.
Кроме того, ей было не до него. Она пыталась осознать, что скоро, совсем скоро станет матерью, такой же, как ее мать, и будет нянчить свое дитя так же, как ее мать нянчила младшую сестру Нацуко…
— Отчего не отвечаешь, Аямэ-фудзин? Или твой осьминог вырвал тебе язык?
— Осьминог? — ахнула Аямэ. — Откуда вы знаете про осьминога? Я никому не пересказывала этот сон.
— Ах, значит, он являлся тебе во сне?… Я многое знаю, Аямэ-фудзин. Куда больше, чем твой осьминог со своим мальчишкой…
— Но главного вы все равно не знаете, — гордо сказала Аямэ.
— Ха-ха-ха! Чего же это я не знаю? Может быть, ты скажешь мне?
— Того, что сидит у меня в животе.
— Что же, скажи на милость, может си… Боги! О боги неба и земли! Неужели ты брюхата от него?
— Да! — Аямэ выпрямилась, выпятив вперед щедрые, изобильные соски. Она отвыкла от людей и давно уже не носила никакой одежды.
— Великое небо!… А скажи-ка, Аямэ-фудзин, — голос старика вдруг стал вкрадчивым, — скажи-ка, волнуешься ли ты за свое дитя?
— Не знаю, — сказала Аямэ, ибо действительно не знала.
Вопрос уколол ей спящую часть сердца, и та пробудилась, забившись сильней всех других.
—… Да. Волнуюсь. Очень.
— Желаешь ли ты ему блага?
— Да. Желаю. Всем сердцем желаю…
— Тогда возьми этот талисман, — старик протянул ей желтую терракоттовую собаку с длинным хвостом. — Положи его себе под футон. Он будет оберегать твое дитя.
— Спасибо, сэнсэй, — сказала Аямэ, поклонившись старику. Вокруг них с криками носилась чайка, но Аямэ не обращала на нее внимания.
Она уже забыла, как старик обманул ее: страх за дитя, возникший неведомо откуда, был созвучен его словам, и ей очень хотелось взять талисман. Ночью она положила его под футон, как ей велел старик.
Во сне она вновь пришла на встречу с осьминогом, вновь легла у рыжих камней…
То ли будущее дитя толкнуло ее, то ли материнское чутье кинуло ей сигнал тревоги, — но Аямэ успела не только открыть глаза, но и подхватиться, и отпрыгнуть, как лягушка, в сторону, когда огромная желтая собака летела на нее в прыжке, целясь прямо в живот.
В ужасе Аямэ бросилась от собаки, но та сбила ее в пену прибоя, повалила и раскрыла огромную желтую пасть, чтобы выжрать ребенка из ее утробы.
В этот миг из волн взметнулось гигантское щупальце. Оно оплелось, как аркан, вокруг желтой шеи и стало душить ее.
Собака захрипела, мотая головой. Из воды одно за другим вздымались щупальца, оплетая желтое тело, как канаты. Выгнув шею, собака изловчилась и укусила одно из них. Из щупальца брызнула черная кровь; ее капля попала в собачью морду, и собака взвыла страшным воем, от которого поднялись в воздух вихри песка; лапы ее подогнулись, она завалилась набок — и вся, с головой и хвостом ушла в песок, как гигантский муравьиный лев, едва не утащив за собой осьминога.