Приехали. Вася вытащил камеру, двинулся в центральный зал клуба, взглядом наследного принца отогнав охранника. Осмотрел зал и приват-румы, проверил аккумуляторы, поставил запасные на подзарядку, и двинулся в бар, кормить себя и Алика. В баре на плохом английском сообщили, что кухня только разогревается, предложили яичницу с беконом, оливки и коньяк. Вася покрутил носом, поменял в заказе коньяк на водку и запретил сыпать в яичницу что либо, кроме соли. Затем они уселись за стойку и начали поедать яичницу.
Вскоре приехал автобус с артистками. Девки всыпались в зал — почти все незнакомые. Из них Вася знал только знойную дочь Востока таллиннскую Зулейку, двух близняшек из Влеры (то есть, не из Влеры, конечно, из влерского борделя — а так, вообще-то, из самой Москвы), и из-за спин высунулась Бьют, невинно хлопая глазами.
— Вот бля, — сказал Вася, и повернулся к яичнице. Мир как-то сузился и потемнел. Хотя, собственно, что тут такого? — спросила мудрая крыса у Васи в голове, впервые заговорив человечьим голосом. — А что ты думал? Все работают, Вася. И тебе надо работать. Какого хуя ты решил, что в сказку попал?
— Какого хуя? — громко спросил Вася и грохнул по стойке кулаком. Все обернулись к нему. — Я же просил ничего в яичницу, кроме соли, не сыпать. Вот это — это что за хуйня такая? Вот эта, красная? Вы чо, блядь, до язвы меня довести хотите? — в баре виновато пожали плечами, что-то ответили на секретном албанском, цапнули тарелку и утащили. Вася вздохнул и пошел смотреть свои аккумуляторы.
***
Вечеринка удалась на славу, то есть, как обычно, через жопу. Во всех смыслах.
Какая-то новенькая, с серебряным париком на голове и выкрашенным в серебро лобком, затискивала в таллиннскую Зулейку искусственный член, размерами напоминающий о транзите газа в Европу. Зулейка при этом закатывала глаза и фальшиво хрипела «дипер, дипер блядь, Танька, осторожнее, не дергай так». Близняшки из Влеры устроились задницами друг к другу на барной стойке, с двусторонним силиконовым дилдо, и играли в «зеркало». Вокруг них собралась компания, свистом и аплодисментами поддерживающие старания. Затем визжащих близняшек стащили со стойки, попутно обливая алкоголем, подтянули столик, положили одну на другую, и заменили синтетику между ног на натуральный продукт. Опять раздались аплодисменты. Несомненно, «блонди твинз» пользовались сегодня успехом. Остальных шлюх почти всех поразбирали по приватам, нескольких мяли за угловыми столиками.
Вася бродил по залу с камерой, позыркивая на балкончик, где Бьют расположилась на коленях у чернокожего нидерландского офицера, что-то рассказывая ему на ухо и размахивая руками. Время от времени офицер светил в улыбке белыми зубами на черной морде. Что она могла рассказывать, с ее языковыми способностями, для Васи оставалось тайной. Затем Бьют скользнула вниз, к ногам офицера, и завозилась с его ширинкой.
«Вообще охуели», — мрачно подумал Вася: «Они уже прямо в форме на блядки приезжают, культуртрегеры ебаные. Или это понт специальный такой — показать, как они всех на хую вертели?»
Вася вскинул камеру, навел ее на Бьют и надавил на кнопку зума. Бьют с негром прыжком приблизились к нему и размазались по кадру, а когда они собрались в кучу и обрели резкость, Вася увидел тот самый, бесподобный минет, после которого грустил длинными одинокими вечерами, наминая член возле ноутбука.
Русо-снежная головка Бьют качалась над спущенными штанами, плотно охватив черный ствол губами, запуская его по самое — Тихо, Вася, сказала крыса, успокойся, Вася. Делай свое дело, или бери билет обратно в Кривой Рог. Я тоже хочу домой, не ты один такой.
Вася влип глазом в видоискатель. Бьют время от времени выпускала черный хуй изо рта, смотрела на негра снизу вверх и что-то, льстиво улыбаясь, говорила ему. Негр в звании бронекавалерийского полковника тоже лыбился в ответ. Вот, сука, а мне она в глаза никогда не смотрит, когда сосет, сказал Вася крысе. Та не ответила. Убежала в свою норку, наверное.
***
Кто-то тяжело положил Васе руку на плечо. Вася от неожиданности вздрогнул и опустил камеру. Перед ним стоял голландец, один из двух в штатском, сидевших за боковым столиком и тянувших бесконечное пиво, которых Вася сразу окрестил «сержантами». Потому что сержантские морды Вася распознавал как Ломброзо преступника по черепу — хоть в Санта-Клауса его переодень. Блядями они не интересовались. Или пидоры, как заведено в Стране Тюльпанов, или сержантам в присутствии полковника не положено блядями интересоваться.
— Прекратите съемку и отдайте кассету, — на английском, с акцентом, сказал сержант.
— Что? — спросил обалдевший Вася. — Какую кассету?
— На которую вы ведете съемку. Снимать этого человека запрещено.
— В камере нет кассеты, идиот. Кассеты в твоем детстве остались.
— Тогда я должен изъять камеру.
— Это камера заведения, я здесь работаю, — выразительно сказал Вася сержанту, как слабоумному ребенку. — Тебя же ознакомили с правилами, когда давали приглашение? Или нет?
Сержант напрягся, и положил руку на кобуру, наполовину прикрытую рубашкой навыпуск. «Простите, сэр. Это не обсуждается»
— Ага, — сказал Вася. — Понятно. Хорошо. Только не здесь. Скандал будет. Ты же понимаешь, где мы находимся? Ты понимаешь, что ты за границей? Идем, выйдем, просмотришь, что там снято, и я отдам тебе камеру, если что-то не так. Только комнаты все до одной сейчас заняты, там ебутся. Идем на улицу.
Сержант кивнул сначала Васе, потом своему напарнику, протянул руку, словно у себя дома, приглашая пройти вперед. «Ах ты, пидор» — подумал Вася, и покорно зашагал на выход.
Выйдя на крыльцо заведения, Вася спустился по ступенькам и двинулся вдоль стены за угол. «Сэр?» — позвал его сержант.
— Здесь слишком светло, — Вася показал на освещение над входом. — Экран маленький и жидкокристаллический. Он будет бликовать, мы ничего не увидим. Надо отойти в тень. — Голландский сержант кивнул и двинулся за Васей. «Непуганая сволочь», — подумал Вася: «Царь природы».