искусства; мир должен его увидеть. Ты не можешь этого желать.
Я грустно улыбнулся ей:
— Карен, может ли кто-нибудь взглянуть на эту картину и усомниться в том, что ты была его любовницей? Если ты любишь меня, зачем тебе унижать меня, храня ее в нашем доме, не говоря уже о том, чтобы показывать ее миру?
— Но это важно, Роб! Не только для меня, но и для Аврил тоже. Я знаю, что тебе будет больно, и мне очень жаль, но эта картина должна быть частью выставки. Должна! Роб, разве ты не любишь меня достаточно сильно, чтобы позволить мне сохранить ее и выставить? Я так сильно тебя люблю, разве я не могу сделать что-нибудь еще, чтобы доказать это?
— Что и требовалось доказать, — мягко сказал я и встал, чтобы уйти. — Прощай, Карен.
***
В ту ночь я плакал перед сном, впервые с той ночи, когда похоронил своих родителей. Когда я проснулся, то наконец понял, что наш с Карен брак мертв. Я позвонил Леверетту и сказал ему, что принял его предложение; Я перееду в декабре или в начале января. Затем я зашел к адвокату, который готовил мое завещание, и попросил его составить прошение о расторжении брака.
Я думал, что Карен просто обслужат, но это казалось не так. Когда мой поверенный сказал мне, что документы готовы, я взял их, подписал и позвонил Карен, чтобы назначить время для встречи. Она спросила, не может ли к нам присоединиться Аврил? Я сказал, что это на ее усмотрение.
Я медленно спустился с холма к тому месту, где когда-то был мой дом, вероятно, в последний раз. Я ходил вокруг, вдыхая свежий холодный воздух и запах дровяного камина. Виды и запахи вызывали воспоминания, теперь полностью испорченные осознанием того, что все это было не тем, во что я верил. Наступило время.
Карен и Аврил сидели на диванчике. В камине горел огонь, стояли знакомые рождественские украшения. Гостиная и столовая были завалены материалами для выставки, но старый дом сумел выглядеть уютно и тепло, несмотря на абстрактное искусство. На Карен был новый рождественский свитер, каким-то образом красный нос Рудольфа оказался прямо на ее левом соске. Я позавидовал ему. Я рассказал им о моем предложении работы в Цинциннати, что она начинается в начале января, и что я его принял.
— Но, Роб, я не могу уехать. Мы слишком заняты, и ты знаешь, что я не хочу покидать этот дом.
— Тебе и не требуется. — Я смотрел, как их лица осунулись, когда они все поняли. Я положил манильский конверт на журнальный столик.
— Это ходатайство о разводе. Я подписал его. Все, что тебе нужно, это отнести его в офис Джеймса и подписать. Там сделают нотариальное заверение, а потом он подаст его в суд. Здесь все подробно описано. Дом, в основном, оплачен, и я отдаю его тебе. Я оставляю тебе половину наших сбережений и все наши вложения. Я сохраняю свою пенсию и не буду вносить вклад в совместный счет после первого года. Ты можешь пригласить другого юриста просмотреть его, но я уверен, что он скажет тебе, что это честно.
Аврил нарушила молчание.
— Как ты смог это сделать? Как ты можешь быть таким жестоким? Таким бессердечным? Она отдала тебе двадцать пять лет, а ты выбросил их? Ты отбросил ее любовь к тебе из-за чего-то, что закончилось в прошлом?
Я покачал головой и обратился к жене:
— Карен, когда две недели назад пришел сюда, я искал способ заставить наш брак работать. Двадцать лет лжи, обмана и предательства — это слишком много, чтобы оставить позади, но если бы ты хоть немного извинилась за то, что сделала, я бы попробовал. Но ты не чувствуешь вины и не сожалеешь. Тебе жаль, что я все узнал, и ты сожалеешь, что твой роман причинил мне боль, но ты не сожалеешь о том, что сделала это. Если бы ты дала мне хоть какой-то признак, что я смогу вернуть себе то место, которое когда-то было в твоем сердце, я бы попытался сделать это, несмотря на все, что есть во мне. Вместо этого мы оба знаем, что это место стало его, с того дня как вы встретились, и теперь оно принадлежит ему, и будет его, пока ты не умрешь, несмотря на все, что я бы мог сделать. Вот почему никогда не будет «все в прошлом».
— Даже если это правда, Роб, а я не говорю, что это так, это не значит, что я не люблю тебя. У нас все еще может быть вместе что-то очень хорошее. Это может быть не все, чего ты хочешь, или не все, что ты думал, что у тебя было, но постарайся подумать о том, что ты мог бы получить, а не о том, что ты чувствуешь, что потерял. Подумай о прекрасной семье, которая готова любить и принять тебя. Разве тебе не будет лучше со всем этим?
— Карен, ты была всем, что у меня было, единственным…
— Тогда почему ты бросил ее и своих сыновей и ушел на войну? — прервала меня Аврил.
— Мы никогда не говорили об этом, не так ли? Думаю, сейчас — самое подходящее время. Вы обе сказали мне, что я подвел тебя, уйдя, но в то время ты уже год как принадлежала ему.
— Я собиралась порвать с ним, как тебе и говорила, — несколько резко сказала Карен.
— Это то, что ты говорила, но на самом деле ты ничего с этим не сделала. Кроме того, единственная причина, по которой ты даже подумала о прекращении этого, заключалась в том, что ты боялась, что даже доверчивый Роб сможет все узнать. — Стояла тишина. Я продолжил:
— Любой, кто желает идти на войну, — дурак. Я определенно этого не желал, что бы ты там ни думала. Но каждый день я говорил себе, что должен выжить, чтобы вернуться домой к Карен и нашим мальчикам. Я пережил все это лишь потому, что верил, что ты нуждаешься во мне. По правде говоря, ты уже нашла мне замену, и переместила его в нашу кровать, в наш дом и в нашу семью еще до того, как мой рейс даже покинул Ньюфаундленд. Единственное, что тебе от меня требовалось — это чтобы я оплачивал счета. Ты даже заставила меня обеспечивать его, в то время как изменяла мне с ним…
— Ужасно, когда на тебе — кровь твоих товарищей по кораблю, твоей команды. Я испытывал это не раз. Вот почему я так отчаянно нуждался в тебе, когда вернулся домой. Я рассчитывал на тебя. Вместо этого ты была отстраненной и безразличной, а я не мог понять почему, но теперь знаю: ты инвестировала себя в кого-то еще. Он, как всегда, был первым.
— Там у меня была работа, и я хорошо справлялся с ней. Благодаря тому, что я делал, есть парни, которые выжили, чтобы вернуться домой к своим женам и детям. Я горжусь этим, хотя и знаю, что вы обе считаете это неудачей. Я просто надеюсь, что семьи, к которым они вернулись, были более верными и любящими, чем моя.
Мы просидели так несколько мгновений, ни одна женщина не встречалась со мной глазами.
— Что, если я не подпишу? — спросила Карен.
— Карен, наш брак окончен. На самом деле, он закончился с того дня, как я увидел эту картину, хотя ни один из нас не хотел этого признавать. Это — правда, независимо от того, подпишешь ли ты. Аврил, мы с тобой во многом не согласны, но я действительно благодарю тебя за то, что ты — подруга Карен. Я рад, что вы есть друг у друга.
— И что это должно значить? — захотела узнать Карен. Я улыбнулся:
— Мне очень жаль, но у мадам Сара-Мари длинные уши и свободный язык. Я остановлюсь на этом. — Аврил хихикнула, а Карен покраснела. Повисла неловкая тишина.
— Итак, вот как все закончилось? Ты настроен не понимать? Ты действительно сдаешься, уходишь от любви Карен? Сдерживая свою боль и свой гнев, и отбрасывая любовь двадцати пяти лет? Ты такой глупый? — Аврил казалась искренне грустной.
— Аврил, я думаю, это ты не понимаешь. Ты не можешь себе представить, каково это — узнать, что тебе преднамеренно лгали и изменяли в течение двадцати лет, узнать, что твою абсолютную любовь и твое полное доверие жестоко и цинично использовались против тебя. Что нет ничего, абсолютно ничего, что единственная женщина, которую ты когда-либо любил, сохранила исключительно для тебя. Карен — по-прежнему его женщина, и всегда ей будет. Каждый раз, когда есть выбор, она все равно выбирает его, а не меня. И всегда так будет делать. Я был ее первой …