ПОЯВЛЕНИЕ РИЧАРДА ГРОНЬЕ.
Я стоял в душе, позволяя струям горячей воды легко бежать по моему телу. В последнее время я очень долго принимал душ, просто стоя или прислонившись к стене, пока горячий душ согревал меня. Точнее, согревал моё тело, поскольку принести тепло в мою заледеневшую душу не смогла бы даже кипящяя лава. Часто я плакал. По какой-то причине слезы появлялись именно в те моменты, когда я был в душе. Возможно это было единственное уединенное место, где я мог отдаться своей боли, помимо вождения машины (что было бы не очень практично).
За последние несколько недель слезы добавляли дополнительные десять минут к моему привычному времени в ванной. Мне было интересно, заметила ли Лиз, как долго я принимаю душ — хотя, в последнее время она, похоже, не обращала на меня особого внимания. Она даже не осознавала, что я уже знаю о тех вещах, о которых, по ее мнению, мне не нужно было знать.
Но сегодня утром я не плакал. Сегодня утром я собирался навестить Ричарда Гронье. Сегодня все должно было начать кардинально меняться — хотя я не был уверен, что то, что должно было произойти, будет менее болезненным, чем то, что уже произошло.
Вытираясь полотенцем в полнейшей тишине — Карли и Кристина были уже в школе, а Лиз ушла на работу — я думал о разговоре, который состоялся у меня двумя днями ранее с Эрни Маттазолло. У Эрни был невзрачный офис в захудалом районе Цинциннати, далеко от центра. Но мне рекомендовали его как парня, знающего свое дело.
— Итак, мистер Х, — сказал он, когда мы уселись за стол в его маленьком офисе — Я сделал всё именно так, как вы хотели, хотя у меня никогда раньше не было клиентов, которые просили меня работать таким образом.
Я кивнул, и он продолжил.
— Я не снимал видео, поскольку вы этого не захотели. Но у меня есть аудиозаписи с трех их совместных встреч; я записал их для вас на этот компакт-диск, как вы и сказали. Вы уверены, что не хотите это услышать?
Я покачал головой.
— Как я и сказал тебе, Эрни, если у меня и Лиз есть хоть какой-то шанс, то уж точно без этой информации. Я не могу и не хочу, слышать эти звуки в ушах всю мою жизнь. Просто подведи итог, хорошо?
— На самом деле, там не происходило ничего особенного. Это просто… я имею ввиду, это просто секс. Они мало разговаривали, и слов вроде «если бы мы только могли быть вместе» или «когда я разведусь» я ни разу не слышал.
— Они вообще говорили обо мне? — спросил я — Или о жене Гронье?
Эрни задумался на мгновение.
— Гронье вообще никогда не упоминал о своей жене. Пару раз он упоминал твое имя, например, «Держу пари, твой муж не может заставить тебя так кончить», но она всегда обрывала его. Она никогда не позволяла ему унижать или оскорблять вас, и сама ни разу не заводила разговор об этом.
— Что они говорили друг другу?
— В основном это просто похотливые вещи, ну знаешь, типа «смотри, как он твёрдый», «тебе так хорошо» или «о, да, вот так».
Я, должно быть, вздрогнул, потому что Эрни на секунду остановился, глядя на меня.
— Вы в порядке, мистер Х?
— Да, — сказал я — Пожалуйста, продолжай.
— Собственно, это и все. После секса, когда они принимают душ и одеваются, все разговоры сводятся к тому, когда они увидятся в следующий раз.
— Лиз любит его?
— Я не слышал ничего такого, — сказал Эрни — Я думаю, они встречаются, чтобы трахнуть друг другу мозги. Эээ, извините, что я так выразился, мистер Х. Я имею в виду, что это звучит так, как будто они горячи друг для друга, не более того.
— Они делают что-нибудь особенное? Ну, ты знаешь, в постели?
— Не думаю. Я точно ничего не слышал об анале или извращенных позах. Она определенно сосет его… Я имею в виду, что они занимаются оральным сексом, но я думаю, что большинство людей это делают.
Мы сидели молча несколько минут. В конце концов, это оказалось не настолько плохо, как я боялся. Да, было невыразимо, сокрушительно больно — но не хуже, чем я представлял. Она не любила его, они не собирались сбежать вместе, и похоже они не изучали Камасутру.
Она просто трахала его. Просто роман, обычный роман с мужчиной, который не был ее мужем. С мужчиной, который не был мной.
— Хорошо, Эрни, — наконец сказал я — Спасибо за все. Что я тебе должен?
Я выписал ему чек почти на 8000 долларов, не задумываясь, и он вытащил три манильских конверта.
— Здесь все, что вы просили. В первом конверте около дюжины снимков, на которых они вдвоем входят и выходят из дверей различных мотелей. Снимки их секса, около четырех дюжин, находятся во втором большом конверте, все заклеены скотчем. Я спрятал негативы вместе с копией аудио компакт-диска. В третьем конверте, как вы и просили, одна из самых грязных фотографий.
— Только один снимок, верно? А лица обоих четко видны?
— Точно, — сказал он.
— Спасибо, Эрни, — снова сказал я и встал, чтобы уйти — Подожди. Я почти забыл. Что ты узнал о Гронье?
Эрни жестко улыбнулся.
— Он настоящая гончая, как вы и предположили. Бетси, моя помощница, о которой я тебе рассказывал, говорила с несколькими людьми в его фирме. Похоже, он самый лучший охотник за юбками во всем мире, хотя, кажется, несколько осторожен с этим. Дело в том, что его жена — наследница состояния в 80 миллионов долларов, и, естественно, ему ни к чему огласка.
****************
По дороге в офис Гронье я вспомнил последние несколько месяцев. Первые признаки грядущих неприятностей появились в начале августа, около трех месяцев назад.
Последний год был для нас очень тяжелым и пугающим. Незадолго до Хэллоуина у Карли была диагностирована лейкемия, и мы были погружены в бесконечный кошмар врачей, больниц, химиотерапии и бессонных ночей.
Нашей маленькой девочке было всего восемь лет, но она с невероятным мужеством и терпением переносила боль и страх. Её сестренка Кристина, которая была на два года младше, стала ее постоянным спутником и опорой. Излишне говорить, что мы с Лиз не заботились ни о чем в нашей жизни, кроме Карли, стараясь не слишком загружать себя работой, чтобы постоянно находиться с ней рядом. Наши друзья, как и наши собственные отношения, были полностью забыты.
К началу лета, слава богу, у Карли началась ремиссия. Понемногу она восстанавливала силы и снова отрастила свои красивые волосы. Вероятность того, что она полностью выздоровела, составляла не менее 90%. В середине июня мы, наконец, получили положительные результаты обследования и целую неделю праздновали в Disney World. Почти обезумев от радости и облегчения, мы с Лиз позволили детям все, чего они хотели — кататься на всех аттракционах, лакомиться любыми блюдами и ложиться спать как можно позднее. Эти воспоминания всегда останутся со мной, как одни из самых ярких и счастливых в моей жизни.
Плохо было то, что это испытание сказалось на моих отношениях с Лиз. Когда все стало налаживаться, я снова погрузился в работу экономического аналитика (я работал в офисе одного из крупных нью-йоркских банков в Цинциннати). Мои коллеги прикрывали меня месяцами, и теперь пришло время вернуться к прежней бурной деятельности, чтобы двигать карьеру дальше.
Работа Лиз была менее требовательной — она была помощником директора по персоналу в Медицинском центре Университета Цинциннати, — но она тоже собиралась наверстать упущенное время. Оглядываясь сейчас назад, я ясно вижу, что ни один из нас не уделял достаточного внимания нашему браку.
Первый раз, когда я услышал о Ричарде Гронье, был совершенно невинным: в начале июля Лиз пришлось давать показания по судебному иску против Медицинского центра, а Гронье представлял их интересы как адвокат. Вечером, после дачи показаний, Лиз небрежно упомянула о том впечатлении, которое произвёл на неё Гронье — высокий, красивый и чрезвычайно умный в тех юридических баталиях, в которые она оказалась вовлечена.
В течение следующих двух недель я еще дважды слышал о ее встречах с Гронье — якобы …