поворачиваясь ко мне спиной. Я задавался вопросом, кому из нас будет труднее заснуть той ночью. Проходили минуты или часы — я не знаю — но ее дыхание оставалось прерывистым. Видимо, она не могла перестать думать о своём любовнике. Не знаю, когда я заснул, возможно уже под утро.
В течение нескольких следующих недель я внимательно наблюдал за Лиз. Я хотел, чтобы она вернулась ко мне. Я хотел, чтобы она вспомнила обо всём, что у нее было — со мной и девочками — чтобы понять, какую ужасную ошибку она совершила, и как ей повезло, что наш брак не был разрушен. Я хотел, чтобы она снова полюбила меня — так, как любила до Гронье, до лейкемии Карли, до того, как наши жизни начали разваливаться.
Само собой, я не мог знать, что получу в итоге.
Несмотря на все мои наблюдения, первое время почти ничего не происходило. Лиз не менялась. Многие дни она вела себя отрешенно, по-прежнему проводя вечера у окна и бесцельно глядя на улицу. Порой мне казалось, что она просто излучала чувство боли и утраты, хотя она всегда отмахивалась от меня, если я спрашивал об этом.
В первую неделю мы занимались любовью пару раз, и я заметил некоторые странности в ее поведении. Когда мы оказались в миссионерской позе, Лиз ни разу не открыла глаза и не посмотрела на меня — она даже не улыбалась мне, как обычно. Возможно она боялась, что ее взгляд что-то выдаст, или же просто хотела думать, что я — Ричард Гронье.
В пятницу, через девять дней после моего визита в Гронье, наступил Хэллоуин, и девочки были в восторге. Едва мы успели поужинать, как они обе вытащили меня на улицу. Как всегда, я пошел вместе с ними, а Лиз раздавала конфеты детишкам у нас дома.
Из-за праздничного настроения и всех тех сладостей, который они потребляли, девочки не спали почти до 11 часов вечера — слава богу, что это были выходные. Мы с Лиз улыбнулись друг другу, когда, наконец, уложили их в постель.
Я решил немного почитать перед сном, а спустя некоторое время она вошла и села рядом со мной. Перед тем как выключить выключил свет, она сказала:
— Алан? Я не в настроении заниматься сексом сегодня вечером, но можем ли мы просто… прижаться друг к другу?
— Конечно, — мягко ответил я, и она прижалась ко мне, уткнувшись лицом в мою шею.
Долгое время мы просто спокойно лежали в объятиях друг друга. Я уже подумал, что она, возможно, захочет так заснуть, но внезапно Лиз подняла голову и тихо сказала:
— Алан, мне очень жаль.
— За что? — ответил я немного удивленно.
— Я не знаю… за всё. Но особенно за то, что мы были такими… отстраненными друг от друга последние пару месяцев. Я знаю, что после всего этого кошмара с лейкемией Карли мы все были просто истощены. Но потом… я… я знаю, что в последнее время я сильно отдалилась от тебя. И мне очень жаль.
Я просто молчал, принимая это слишком запоздалое извинение. Я знал Лиз и знал, что она имела в виду именно это. Но я знал и о том, что о причине, по которой она так отдалилась от меня, она никогда не скажет: о ее романе с Гронье.
— Спасибо, Лиз, — наконец сказал я — Знаешь, я скучал по тебе. И много раз спрашивал себя, есть в этом моя вина…
— Нет нет! — воскликнула она, прерывая и прижимая меня к себе — Ты всегда был прекрасен. Твое терпение, твоя доброта, твоя поддержка… Ты заслуживаешь лучшего, дорогой. И я собираюсь давать тебе это до конца наших дней.
Мне было невероятно больно. По правде говоря, каждый момент близости с Лиз был для меня серьезным испытанием: дать ли выход своему гневу, своему унижению и страданиям, или, стиснув зубы, остаться на пути, который я с таким рвением воплощал в жизнь? Я знал, что должен стараться — ведь это была единственная альтернатива расторжению брака. Было чертовски тяжело, но я справился.
— Звучит неплохо, — ответил я и нашел ее губы своими в темноте. Больше я не смог выдавить ни слова.
Следующей ночью мы вновь занимались любовью. На этот раз всё было мило, но странно и неуверенно — совсем не так, как было в течение нескольких месяцев. Причем именно Лиз казалась неуверенной в себе — как будто ей хотелось доставить мне удовольствие, но в то же время она была напугана. У меня возникло стойкое ощущение, что мы мало знаем друг друга и боимся всё испортить.
Однако, шли дни, и Лиз постепенно всё больше расслаблялась и приходила в норму. Юмор, который всегда оставался одним из самых ярких моментов наших отношений — шутки и нежные поддразнивания были способом нашего с женой общения с тех пор, как мы начали встречаться, — снова начал проявляться. И через две недели после Хэллоуина у нас был самый горячий секс за последние два года.
В тот вечер я немного устал после уборки листьев во дворе, поэтому, когда девочки заснули, я с наслаждением прыгнул в душ. К моему удивлению, Лиз немедленно присоединилась ко мне. Она нежно вымыла меня, а затем упала на колени и сделала мне фантастический минет прямо в душе, глядя мне в глаза, когда глотала мою сперму. Честно говоря, она не делала ничего подобного с первых лет нашего брака — и это было потрясающе.
После этого мы выскочили из душа и продолжили наши игры в спальне. Для начала я устроился у нее между ног, заставляя ее извиваться и хныкать от страсти, с которой поедал ее киску. Затем она втянула меня в позицию 69, и когда мой член снова стал жестким, она начала кататься на мне в стиле наездницы, пока не кончила несколько раз сама и не заставила меня взорваться в ней, задыхаясь от удовольствия.
Прошло несколько месяцев. В течение этого времени разные аспекты наших отношений нормализовались с разной скоростью. В первую очередь мы оба вернулись к тому, чтобы быть счастливыми родителями. Хотя могу сказать, что даже в разгар ее романа, когда Лиз была отстраненной и рассеянной со мной, она все равно оставалась лучшей матерью на свете — возможно, даже немного больше, как если бы искупала вину за то, что делала.
Вторым признаком того, что наши отношения понемногу возвращались к прежнему состоянию, были изменения в нашей сексуальной жизни. Во время ее романа частота наших занятий сексом не сильно снизилась — без сомнения, Лиз очень внимательно следила за тем, чтобы этого не произошло — но ее интерес и увлечение нашими занятиями любовью явно угасли. Да, она редко отказывала мне, а временами даже сама проявляла инициативу и тянулась ко мне в постели.
Однако мне, первое время подозревающему, а затем и узнавшему о том, что она делала с Гронье, было легко увидеть, что её эмоциональная вовлеченность в наш секс резко упала. Это не было похоже на занятия любовью, на интимную связь между нами, которую я так ценил. Скорее, это был случайный секс, в котором оргазмы Лиз были преувеличены, если не симулированы. Она делала меня счастливым, но похоже не получала от секса со мной особого удовольствия.
После Хэллоуина всё изменилось — наше желание заниматься любовью вновь стало обоюдным. Если поначалу это были просто попытки «примирения», то постепенно стало ясно, что Лиз испытывает такую же эмоциональную привязанность в занятиях любовью, что и прежде. Прежде всего, она стала больше брать инициативу на себя. Мне кажется, дело в том, что моя жена стремилась вернуться к тем диким раундам секса, которые мы устраивали в первые годы нашей совместной жизни. При этом она не просто устраивала шоу, чтобы доставить мне удовольствие — она стала активной и страстной, и ее возбуждение было настоящим, а не фальшивым.
В период с ноября по февраль мы, вероятно, занимались сексом три или даже четыре раза в неделю. Конечно, позже он постепенно уменьшился до двух раз в неделю, вернувшись в нашей привычной норме. Но — слава Богу! — чувства были настоящими. Лиз была полностью со мной в постели, отдавая мне себя так же полно, как и всегда. Я не был до конца уверен, что мы когда-нибудь сможем вернуться к прошлому, но похоже мы это сделали.
Интересно, что наша повседневная близость, как мужа и жены, полностью восстановилась немного позже, чем занятия любовью….