что мы могли сделать, это надеяться, что она увидит один из них и получит помощь, пока еще не стало слишком поздно.
***
Следующие два дня ничего не происходило, и мы с Мэнди были очень подавлены. Потом все произошло сразу. К нам запрыгнул Амир, размахивая листом бумаги в руке.
— Есть! — взволнованно сказал он. — Нашел мой приятель.
Не успел он дать мне домашний адрес электронной почты «Одинокой», как пришла Мэнди с распечаткой.
— Она получила ваш совет, — крикнула она, и мы быстро прочитали письмо.
«Дорогая тетя Агата, я пошла в то место, которое вы рекомендовали, и там мне очень помогли. Меня перестало тошнить, и теперь у меня не кружится голова. На самом деле, я чувствую себя настолько лучше, что попытаюсь убедить своих подруг больше не употреблять героин. Спасибо!
Не одинокая в Александрии»
Я просто посмотрел на Мэнди и покачал головой. Я не знал, смеяться мне или плакать над этим последним событием.
— Но, по крайней мере, мы до нее добрались, — заверила меня Мэнди. — По крайней мере, твоя колонка что-то сделала. — Я надеялся, что она права.
Через несколько недель ко мне в офис зашел босс с обычным хмурым видом.
— Не знаю, что с тобой, малыш, но ты — определенно самый удачливый сукин сын, которого я знаю.
К настоящему времени я уже ожидал таких вспышек, поэтому просто взглянул на него и сказал:
— Ладно, что я теперь сделал?
— По непонятным мне причинам твоя небольшая колонка с постоянным нытьем привлекла большое внимания. Число твоих читателей зашкаливает, и некоторые газеты, очевидно, об этом узнали. Суть в том, что твоя глупая колонка будет перепечатываться. Как только юристы смогут проработать детали, дюжина других газет по всей стране начнет выпускать «Спросите тетю Агату»!
Когда я сидел ошеломленный, вошла Мэнди и задала хороший вопрос:
— А что насчет денег?
Босс закатил глаза.
— У нас по этому поводу очень четкая политика: любой автор, чья работа приносит прибыль, делит доходы с газетой пятьдесят на пятьдесят, — объяснил он со страдальческим выражением на лице. — Если будешь продолжать в том же духе, то сможешь получить синдикацию и зарабатывать деньги, обычно предназначенные для больших мальчиков.
Мэнди визжала и обнимала меня за шею. Мы оба кричали и танцевали по комнате, в то время как босс с отвращением смотрел на нас. После того как он вышел из офиса, Мэнди крепко поцеловала меня в щеку и сказала:
— О, Кейси, поздравляю! Это так замечательно. Я всегда знала, что ты — особенный!
— Мы — команда, — сказал я ей. — Без тебя бы я не справился.
Она улыбнулась и еще раз поцеловала меня.
— Как мило ты говоришь, но именно ты рискнул и все встряхнул. Именно ты оставил свой след в колонке. И именно ты заслуживаешь всего успеха, которого собираешься достичь.
По дороге домой я был так взволнован, что не мог дождаться, чтобы сообщить Ники хорошие новости. Но она вернулась домой очень поздно, и когда, наконец, приехала, то все, о чем хотела говорить, это — о ее боссе-конгрессмене. Казалось, что партия активно искала новое лицо для предстоящего съезда, а имя «Чистого конгрессмена» стало широко распространяться в качестве кандидата в вице-президенты. Ники все твердила о том, каким замечательным вице-президентом он станет и какую роль она будет играть в его кампании.
Я пытался слушать с интересом, но начинал чувствовать себя второй скрипкой в оркестре Ники.
— Эй, — сказал я полушутя, — не забывай обо мне, строя все свои планы.
Она слегка взмахнула рукой.
— Ты — простой редактор, — пренебрежительно сказала она. — А он идет за золотом. Когда-нибудь он сможет стать президентом Соединенных Штатов.
Она, должно быть, заметила реакцию на моем лице, потому что быстро попыталась исправить то, что сказала:
— Я имею в виду, что уверена, что то, что ты делаешь, важно для газеты, но вряд ли это войдет в учебники истории.
Это было действительно больно, и я повернулся, чтобы выйти, прежде чем скажу что-нибудь ужасное. Она потянулась, чтобы остановить меня, но прежде чем успела это сделать, зазвонил ее телефон. Когда она ответила, это был кто-то из офиса конгрессмена, и вскоре она была вовлечена в разговор.
Я вышел на улицу и долго гулял по нашему району. Я, конечно, понял, что то, что она сказала, является правдой. Если бы ее конгрессмен на самом деле добрался до Белого дома, то прославился бы, и вполне заслуженно. Но это не давало ей права так унижать мужа.
Чем больше я думал об этом, тем больше мне казалось, что уважение Ники ко мне заметно упало, с тех пор как она вошла в ближайшее окружение конгрессмена. Я мог понять ее энтузиазм по поводу своей работы, но не отсутствие энтузиазма по отношению к мужу. Учитывая то, что она думает обо мне, я решил ничего не говорить ей о моей предстоящей синдикации. В конце концов, до этого может пройти несколько месяцев, и даже тогда это все равно будет не так интересно для Ники, как выдвижение ее босса на пост вице-президента.
Когда я вернулся с прогулки, Ники попытался вести себя так, будто ничего не произошло, но мы были вежливы друг с другом, а не нежны.
***
Как бы я ни был недоволен состоянием своего брака, мне все равно каждый день нужно было выпускать колонку. Но моя домашняя жизнь неизбежно перетекла и в мою работу. Через несколько дней я нашел в почтовом ящике безнадежно романтическое электронное письмо и в своем плохом настроении решил жестко обрушиться на писательницу.
«Дорогая тетя Агата, я влюбилась в замечательного парня в своем офисе. Он умен, забавен и заботлив, не говоря уже о красоте. Единственная проблема в том, что он женат. Должна ли я сказать ему, как я на самом деле к нему отношусь?
Его тайная поклонница»
«Дорогая Тайная поклонница, читай по моим губам: держи свои чувства при себе. Независимо от того, насколько сильна твоя любовь, ты не имеешь права рушить брак этого парня. До тех пор, пока он не станет холостым, тебе придется держать свои чувства при себе. Если для тебя это слишком болезненно, найди другую работу«.
Тетя Агата уловила небольшое горе от романтиков в своей аудитории, которые хотели дать тайной поклоннице шанс, но на тот момент за меня было полно других, имеющих проблемы с браком, и я не собирался отступать.
Условия в доме продолжали ухудшаться. Работа Ники заставляла ее все время задерживаться в офисе допоздна, а ее поездки увеличились настолько, что я мог узнать, когда она будет дома, только проверяя копию ее маршрутной квитанции, которую она оставляла в домашнем офисе. Она постоянно улетала с конгрессменом, чтобы присутствовать на сборе средств или участвовать в стратегических сессиях с партийными мудрецами. Когда ей удавалось вернуться домой, она была настолько измучена, что мало что делала, кроме как спала и ела. И когда я говорю «спала», то имею в виду именно это, любые другие занятия перед сном стали на самом деле очень редкими.
Как будто моя семейная жизнь не была достаточно суровой, дела пошли под откос и в офисе. Мэнди, всегда бывшая самым веселым и жизнерадостным человеком, которого я знал, внезапно впала в депрессию. Мне было ясно, что ее что-то пожирает, но как я ни старался, она не открывалась и не позволяла мне попытаться помочь. Я думал, что это довольно иронично, что я могу помочь незнакомцам, но не тем, кого знаю и кто мне не безразличен.
Из-за холодности Ники и хандры Мэнди мои дни стали довольно напряженными. Я сам превратился в брюзгу, и мне стыдно признаться, что один или два раза я даже огрызнулся на Мэнди. Я ничего не имел в виду, но полагаю, что мои замечания, должно быть, оказали большее влияние, чем я думал, потому что однажды утром она вошла ко мне в офис и положила на стол заявление об уходе.
— Ты не можешь этого сделать, Мэнди, — в панике сказал я. — Ты знаешь, я не в серьез сказал это на …