Однажды ночью, когда я был маленьким, мои родители взяли в прокате фильм «Вся президентская рать». Я был так вдохновлен, наблюдая, как Вудворд и Бернстайн разрушают Белый дом Никсона, что сразу же решил, что хочу работать в газете, когда вырасту. Идея стать репортером-крестоносцем, борющимся с коррумпированным истеблишментом, побудила меня обратить внимание на Школу журналистики Коламбиа — Колумбийского университета, и благодаря хорошим оценкам, стипендии и значительной студенческой ссуде мне это удалось.
Коламбиа подарила мне три бесценные вещи: превосходное образование, разумные шансы получить работу в СМИ начального уровня после окончания учебы и красивую жену. Позвольте сказать несколько слов о каждой.
Коламбиа — одна из выдающихся школ журналистики в стране, и она научила меня не только основам исследования, репортажа и написания новостей, но и навыкам проведения расследований, тележурналистики и цифровых медиа. Среди моих учителей были как опытные журналисты, так и известные профессора.
Единственное, чему меня не научили, — это как найти работу на сверхконкурентном рынке журналистики. Тут не только перенасыщение репортерами, редакторами и новостями, но и сама отрасль находится в серьезном упадке, по крайней мере, в сфере газет. И если вы все же найдете работу, зарплата в лучшем случае будет скудной. Это была непривлекательная среда, в которую я направился, по мере того как мои студенческие годы приближались к завершению.
По мере приближения выпуска я так отчаянно нуждался в работе, что серьезно подумывал о том, чтобы пойти на неоплачиваемую стажировку только для того, чтобы получить какие-то документы. Но в последнюю минуту за меня замолвила слово старая добрая Коламбиа — не отдел по трудоустройству, а по связям с выпускниками. Оказалось, что хороший друг моего отца был выпускником Колумбийского университета и предложил мне работу помощником-редактора корректора, отвечающего за достоверность информации в одной из газет в Вашингтоне, округ Коламбиа. Это было не то, что я себе представлял, но тонущий человек цепляется за соломинку.
Одна из причин, по которой я так отчаянно нуждался в работе, заключалась в том, что в промежутках между расписанием занятий и репортажами я каким-то образом нашел время, чтобы влюбиться. Фактически, я даже зашел так далеко, что на старшем курсе обручился. Николь, как я предполагал, специализировалась на политологии, и мы познакомились на курсе сравнительной политики на первом курсе. Она была умной, красноречивой, амбициозной и великолепной. То, что началось как дружба в классе, быстро переросло во все более тесные эмоциональные и физические отношения. Я обнаружил, что страсть, которую она привносит в политические споры, соответствует той страсти, что она привнесла в наши отношения. Проще говоря, мы не могли насытиться друг другом, и нам не потребовалось много времени, чтобы понять, что мы хотим гораздо большего и гораздо дольше, нежеди несколько лет в колледже.
В отличие от меня будущее Ники было хорошо спланировано. Хорошим другом родителей Ники был конгрессмен из ее округа, идущий на третий срок, и он пообещал их дочери работу помощником в своем офисе в Вашингтоне, когда она закончит учебу. Так что то, что я нашел работу в Вашингтоне, было удачей, и мы поженились сразу после выпуска.
Несмотря на то, что оба имели работу, мы обнаружили, что можем позволить себе лишь крошечную квартиру на выезде из Бетесды. Но когда ты молод и влюблен, такое приносит лишь незначительные неудобства.
Ники окунулась во внутренние дела Капитолийского холма и нашла новую среду, которая ей очень понравилась. Что касается меня, я был рад, что у меня есть работа, но мои обязанности меня нисколько не впечатляли. Корректура чужих текстов не очень хорошо сочеталась с моей мечтой стать репортером-крестоносцем. Но, как я постоянно напоминал себе, это лучше, чем быть безработным, и, возможно, приведет к чему-то лучшему.
Как оказалось, именно это и произошло, но не так, как я ожидал.
***
Однажды днем меня вызвали в офис моего босса, и когда я сидел на неудобном деревянном стуле напротив его стола, он пристально посмотрел на меня оценивающим взглядом, от которого мне стало очень неуютно. Наконец, он поднял лист бумаги, в котором я узнал свое резюме.
— Здесь написано, что ты можешь писать. Это правда?
— Да, сэр, — серьезно ответил я.
— И еще здесь говорится, что ты — довольно умный парень, по крайней мере, ученый. Верно?
— Ну, наверное, я хорошо учился в школе, — скромно сказал я. Я закончил учебу с отличием, но не думал, что сейчас подходящее время, чтобы этим хвастаться.
Он тяжело вздохнул.
— Хорошо, вот мое предложение. На следующей неделе на пенсию выходит Агата Корнуэлл. Это означает, что кто-то должен взять на себя ее колонку.
Я с трудом сглотнул. Агата Корнуэлл уж точно не была бесстрашным репортером. Фактически, она вовсе не была репортером — она писала ежедневные советы газеты в колонке для влюбленных. В большинстве случаев никто из сотрудников даже не читал эту колонку, а когда читал, то она всегда была предметом насмешек. Писать в нее было худшим заданием, даже хуже, чем написание некрологов.
Босс, должно быть, принял мою реакцию за энтузиазм.
— Не возлагай на это надежды. Правда в том, что у этой колонки один из самых низких читательских рейтингов среди всех разделов газеты. Но у нее есть несколько лояльных последователей, поэтому главный редактор не хочет убивать ее и вызывать бурю негодования. И мы не хотим, чтобы читатели Агаты знали, что старая летучая мышь тоже исчезла, поэтому никому не говори, что ты — новая тетя Агата.
Я понимающе кивнул. Ему не о чем беспокоиться: меньше всего я бы хотел, чтобы кто-нибудь из знающим меня прослышал что я сейчас веду колонку советов.
Он снова покосился на меня стальным взглядом.
— Не облажайся, ясно?
Я кивнул и покинул его кабинет, чтобы отступить к своему столу и начать оплакивать свою судьбу. Колонка советов? Как я смогу когда-нибудь гордо держать голову перед Ники и нашими друзьями? Если бы слух об этом разошелся, я стал бы посмешищем для Колумбийской школы журналистики! Единственной моей спасительной милостью было то, что благодаря запрету босса я не мог никому рассказать о своем новом назначении. Но даже это было маленьким утешением.
«Отлично», — уныло подумал я, — «у меня не только худшая работа в газете, но я даже не могу никому на это пожаловаться!»
Когда в тот вечер я вернулся домой, Ники спросила меня, почему у меня такое унылое лицо, но я выдумал какую-то историю о тяжелом дне в офисе, и к счастью, она не стала допытываться, потому что хотела рассказать мне о своей работе. Она была возбуждена, поскольку выяснилось, что ее новый босс наделал много шума в политических кругах. Конгрессменов в Вашингтоне обычно пруд пруди, но Тимоти Викерс быстро становился восходящей звездой в своей партии. Он был молод, красив и чрезвычайно красноречив. Они с его женой оказались очень фотогеничной парой. Уже ходили разговоры о том, что ему уготовано большее.
— Один из других помощников сказал мне, что он может рассматриваться как возможный кандидат на пост вице-президента, — взволнованно сказала мне Ники. — Подумать только, когда-нибудь я смогу работать в Белом доме!
Боюсь, я не так обрадовался ее удаче, как должен был. Я был рад за нее, но внутри, думаю, мне все еще было жаль себя из-за моего нового назначения.
***
В понедельник утром мне показали мое новое рабочее место, и к своему удивлению, я обнаружил, что на самом деле у меня теперь есть крошечный офис. По крайней мере, это была некоторая компенсация за такую унизительную работу. Однако, едва я сел за старый деревянный стол, как тут же оказался в снежной буре. Везде были беспорядочно сложенные груды писем и бумаг. Я чувствовал себя потерянным, не имея понятия, с чего начать.
В этот момент раздался легкий стук, и в дверь просунулась симпатичная …