на том, насколько пусты мои дом и жизнь без Эйлин. Я всегда много занимался кулинарией и маркетингом, поэтому кормить себя не было проблемой. И не было так уж сложно научиться стирать.
Я надеялся, что это время поможет мне найти способ понять, чего я хочу. Но проблема заключалась в том, что пропавшая Эйлин и злоба на нее были так сильно перепутаны, что я не мог их разделить, и не мог понять, какое чувство было сильнее, к какому голосу нужно было прислушиваться.
Я говорил с ней как можно меньше — несколько коротких телефонных звонков. Через шесть недель она умоляла меня дать ей шанс объяснить что-то, поэтому я позволил ей прийти и рассказать мне всю эту чертову историю, без купюр.
Услышав это, я получил ответ на некоторые свои вопросы — теперь я знал, как начался роман, и какова была роль Денниса и Эми. Но это не приблизило меня к решению.
У меня было немного полезной информации. Эйлин все еще любила меня и совсем не любила Нетребко. Она отчаянно хотела остаться со мной, и ей было невероятно жаль того, что она сделала. И я должен был признать, что ее консультации помогли ей принять на себя полную ответственность за серьезность ее действий. Она поняла, что это немаловажно.
С другой стороны… Всегда есть «с другой стороны». Эйлин прекрасно знала, что я чувствую по поводу свинга, потому что мы это обсуждали. Но она все равно пошла на вечеринку и трахнулась там с тремя парнями! А потом она позволила одному из них уговорить ее на роман, потому что (если бы я мог ей поверить), она наслаждалась сексом, который у них был на вечеринке.
Как, черт возьми, она могла ожидать, что я буду с этим жить? После двадцати лет брака я уже недостаточно хорош для нее, ей нужен какой-то незнакомый член? И что еще хуже: только попробовать ей было недостаточно, чтобы получить удовлетворение, поэтому она записывается на полный курс?
Я не тот парень, которому не хватает уверенности в себе, но нет ни одного человека, который мог бы легко это понять, не задумываясь о своих способностях как любовника. Я всегда думал, что мы с Эйлин неплохо справлялись в постели — я всегда старался угодить ей и даже играть в игры, когда это было то, что она хотела. Но нет ничего лучше, чем узнать, что тебя заменили, пусть даже частично, чтобы заставить сомневаться, что он справляется с работой.
***
Жизнь продолжалась. Случайные телефонные звонки Эйлин прекратились после нашей встречи и ее признания. Она, вероятно, боялась того, что я ей скажу, и решила, что лучше всего дать мне столько времени, сколько нужно.
В первый же день, после того как выгнал ее, я изменил сообщение автоответчика: теперь он говорил, что Эйлин больше здесь не живет, и давал номер телефона дома ее родителей. Неудивительно, что мне пришлось столкнуться с несколькими шокированными и обеспокоенными сообщениями от наших друзей, незаметно удивляющихся или просто спрашивающих, что происходит?
Тем, которые меня волновали, я перезвонил и сказал им правду: что у Эйлин был роман, я узнал об этом и выгнал ее. Я не поделился подробностями, но был полон решимости сделать так, чтобы люди не услышали какую-то смешанную версию истории в другом месте и не подумали, что виноват я!
Две или три пары, которых мы знали годами, оказались потрясающими друзьями. Они приглашали меня на ужин, регулярно звонили, просто предлагали свою поддержку, никоим образом не пытаясь накачать меня информацией или сунуться внутрь моего брака. Я думал, что, возможно, есть и другие, которые делают то же самое для Эйлин, но мне было все равно.
Разговор с детьми о текущей ситуации был одним из самых сложных, с которыми мне пришлось столкнуться. Я в первую же неделю позвонил Эмили и Фрэнку. Я планировал сказать только то, что у нас с мамой — трудное время, и что она какое-то время останется в доме своих родителей. Но недооценил восприимчивость и решимость моих детей. Мне каждый вечер в течение недели звонил то один, то другая, полные беспокойства и вопросов. Несомненно, они разговаривали также и с Эйлин, и неудивительно, что они все поняли.
— Папа, мама бы ни за что не ушла сама, — однажды вечером сказала мне по телефону Эмили. — Если бы она разозлилась на тебя, то заставила бы уйти тебя! И ты бы не выбросил ее из-за чего-то неважного. Не могу поверить, что спрашиваю об этом, но она изменила тебе или что-то в этом роде?
После долгого молчания я сказал:
— Да, Эм, она так и сделала. Но я больше ничего об этом не скажу. Она — твоя мать, и любит тебя и Фрэнка так же сильно, как и я. Что бы ни случилось, у тебя всегда будут два родителя, которые заботятся о тебе больше всего на свете.
Эмили медленно сказала:
— Я действительно не могу в это поверить, папа! Но я знаю тебя — ты бы не сделал этого, если бы не был уверен. Что ты теперь собираешься делать?
— Понятия не имею, дорогая. Дай немного времени, поговори с мамой и посмотри, что получится. Мне просто жаль, что вам с Фрэнком приходится иметь с этим дело. У вас и так полно забот с хоккеем и школьными занятиями, и вы просто учитесь в колледже.
Мы поговорили еще немного, и я был очень благодарен за мою рассудительную, вдумчивую дочь. Также благодарен, что они с Фрэнком уже ушли из дома. Если бы они все еще были дома, было бы намного хуже.
***
С приближением пасхальной недели мы столкнулись с новой проблемой. Более пятнадцати лет наша семейная традиция состояла в том, чтобы проводить пасхальный ужин в доме родителей Эйлин со всей большой семьей, и даже после того как дети уехали в Мидлбери, они всегда приезжали домой на весенние каникулы и присоединялись к нам.
В этом году я участвовать не собирался. Я позвонил Эйлин и предложил, чтобы днем они обедали без меня, а вместо этого я увижусь с Эмили и Фрэнком вечером. После тщетных попыток убедить меня прийти на ужин она, наконец, согласилась.
Я встретил близнецов в аэропорту в пятницу вечером — они собирались остаться в доме, как всегда, и навестить Эйлин в течение недели. Было так здорово видеть моих двух хоккейных звезд, таких полных энергии и отличного настроения! У меня появилось небольшое эмоциональное размышление о годах, которые мы с Эйлин потратили на их воспитание, и мне пришлось вытирать слезы с глаз после наших объятий.
В пасхальное воскресенье я провел день дома один, ел бутерброды и делал какую-то работу в саду. Я отказался от всех приглашений от друзей, предпочитая побыть в одиночестве.
К моему удивлению, около трех часов дня появилась Эмили; она рано ушла с пасхального обеда, чтобы провести со мной какое-то личное время. Мы сели в машину и поехали в соседний парк, где оба любили гулять, наслаждаясь тропами, которые крутились вокруг большого живописного озера.
Эмили не тратила время впустую, и то, что она сказала, не стало большим сюрпризом:
— Папа, вы с мамой так несчастны, разве ты не можешь простить ее и попытаться все решить?
Я просто грустно улыбнулся ей, не зная, как ответить, и она продолжила:
— Я имею в виду, все было бы по-другому, если бы у вас был плохой брак, если бы вы все время кричали друг на друга, как родители Моны, или если бы она изменяла раньше. Но это — первый и единственный раз, верно?
— Эмили, — сказал я, — ты знаешь, я не могу говорить об этом с тобой. Я знаю, что ты любишь меня и маму, и я знаю, что ты хочешь помочь. Но я никак не могу обсуждать с тобой детали наших проблем. Это просто нечестно тебе или Фрэнку быть посредниками.
Она не сдалась так легко.
— Мама сказала мне, что это была ее вина, что она была упрямой, эгоистичной и неуважительной по отношению к тебе. И что она рассказала тебе всю историю и попросила у тебя прощения. Разве ты не видишь, что она честна? Она даже встречалась с консультантом!
— Я знаю, что она честна, Эм. Я просто не уверен, достаточно ли этого. Есть то, за что ты можешь простить, а кроме …