Отвожу руку. Побежала, бля! Теряя босоножки на ходу. Пару мгновений тупо торможу, затем бросаюсь за ней. Хренов азарт хищника. Жертва убегает, надо преследовать. А ведь куда она денется с подводной лодки?
Догоняю, роняю на кровать. Бьется подо мной. Но куда там. Сдергиваю платье на бедра. Краем глаза наблюдаю шоколадную попку, белые полоски, выбритую киску. Губки набухли, едва не раскрываются. Дикий зверь вырывается на волю.
Рывком за живот ставлю раком. Головка тычется в пизденку. Но еще одно. Достаю ее трусики, запихиваю ей рот. Мычит, сопротивляется. Волосы на руку. Рывком на себя, чтобы до хруста в спине. Рукой за подбородок, надавить на скулы. Жалобно скулит, но губки раскрываются. Трусики в рот. Вот теперь можно приступить.
Выплевывает трусики.
-Стоп-стоп!
Растопыренная пятерня в останавливающем жесте назад, в мою сторону.
-Что еще?
-Первый пункт, минет, в зачете?
-Я ж не кончил тебе в рот. Ты вообще о чем?
-Сука.
Шлепаю ладонью по попке. Вся вздрагивает. Упругие полушария ходят ходуном.
— Я поняла-поняла.
-Трусики приладь на место, а то очень много разговариваешь.
Слышу опять «пффф», но приказ выполняет.
-Хорошая девочка!
Нетерпеливо засовываю. Рычу от непередаваемых ощущений. Пизденка тесная и влажная.
Наташа вздрагивает и жалобно стонет. С надломом. Не от удовольствия, не от боли. От унижения и обреченности. Что ж, понимаю, чужой член в пизденке, и уже ничего не изменишь.
Остервенело трахаю покорное тело. Вбиваю член так, чтобы попка упруго вздрагивала. Волнующее зрелище. Рычу. Руки ей на плечи. Так удобнее со всего маху направлять вздрагивающее тело на свой член. Иногда – на бедра. Сжимаю так, что, думаю, останутся синяки. Девчонка жалобно пищит. Или скорее мычит. С трусиками во рту не очень-то удобно. Иногда вовсе ложусь грудью на ее спину и тискаю груди. Сквозь ткань платья сдираю с грудей чашки. Хочется ощутить ладонями нежную кожу, но не останавливаться же ради этого!
Жму соски так, что Наташка орет. Ну-да трусики-то маленькие, и звук при широко открытых губах — громкий. Но что толку, я ведь обещал: мало не покажется.
Падает вперед, чтобы избавится от терзающих пальцев. Из-за платья, конечно, упускаю. Мстительно хлещу ладонью по беззащитной попке. На белой, меньшей, части округлости тотчас проступает красное пятно. Наташка орет, пытается ползти вперед, буравя головой подушку. Ну, прости, милая, — тупик! Упирается маковкой через смятую подушку в деревянную спинку.
Беру в руки щиколотки. Теперь Наташка стоит на коленях. Хоть и раком. Головку на подушку положила. Морщится, а ротик-то приоткрылся, в уголку тесемка от трусиков. От вида охреневаю. Колочу в пизденку, словно заведенный и, наконец, кончаю. К моему рыку присоединяется женский визг. Видимо, не контролирую свои пальцы, сжимающие лодыжки. Девчонка дергает ногами, крутится. Вот дурочка, мне-то от этого еще приятнее!
Отхожу. Ослабляю хватку. Наташка тотчас вскакивает. Одной рукой зажимает промежность, чтобы не текло. Другую ко рту. И мокрые трусики летят в меня. Шлепаются в грудь.
-Идиот! Извращенец! Да ты маньяк! Вот дура-а-а-к-то!
-А кому сейчас легко?
Наташка не обращает на меня внимания. В извечном женском беспокойстве о внешности крутится, пытаясь взглянуть на собственную задницу, поднимает голени. Ищет следы моего преступления.