меня случится сердечный приступ. — Лиза, что я когда-либо делал или сказал такое, что заставило тебя поверить в то, что меня это устроит? — Мой голос был напряженным, и Лиза могла видеть, что я был зол.
— Хорошо, — сказала Лиза, вскидывая руки. — Винс, ты выиграл. — Позволь мне пойти на этот раз, и ты увидишь, что это ничего не изменит. Но если я вернусь с этого свидания, а назавтра ты все еще будешь расстроен — я не пойду опять, пока мы не поговорим об этом еще раз.
Я встал и подошел к двери, стараясь не хватить кондратия.
— Лиза, вот мое требование: прекрати эту чушь. Вернись наверх, а завтра утром мы первым же делом увидимся с врачом и терапевтом. Но если ты выйдешь из этой двери — мы закончим. Конец… История. Твой выбор: наши дети и я или… — он указал на дверь, — … это.
— О, не будь таким драматичным, — Лиза взяла сумочку. — Ты слишком сильно любишь меня и детей. А также я знаю, что ты не захочешь жить как твой брат. — Лиза посмотрела на себя в зеркало в холле. — Кроме того, Винс, я даже не знаю, случится ли что-нибудь сегодня вечером. А даже если и случится, то хоть Рэнди и чист, но я заставлю его надеть презерватив, несмотря ни на что. Теперь ты доволен?
— Нет, ТЕПЕРЬ я недоволен, и если ты выйдешь за дверь, тебя в моем будущем не будет. Но отчасти ты, Лиза, права: я люблю своих детей, и жить как мой брат не буду. Но как только ты выйдешь за эту дверь, моя любовь к тебе тоже уйдет.
Лиза прошла мимо меня, открыла дверь и повернулась ко мне.
— Знаешь, Рэнди сказал мне, что у него была симпатичная студентка, у которой, насколько он знает, были «проблемы с папой», и я устрою тебе с ней перепихон. Но если ты собираешься быть таким — забудь об этом. — Лиза сделала шаг за дверь. — Дети — в постели, а то, что осталось от обеда, — в микроволновке. На случай чрезвычайной ситуации у тебя есть мой телефон. — На этом она ушла, и дверь за ней закрылась.
Я сел и попытался заставить свой пульс перестать нестись вскачь, в то время как сам пытался думать. Это было нереально — такого не могло быть!
Наконец, я вырвался из этого и стал обдумывать варианты. Я был удивлен, что моя любовь к Лизе испарилась. Говорят, что любовь нельзя отключить, в противном случае она превращается в ненависть. Но сейчас я к ней ничего не чувствовал — ни любви, ни ненависти… просто ничего. Моим главным чувством был страх. Страх потерять детей. На короткую секунду я подумал о том, чтобы позволить действиям Лизы идти своим чередом — так я смогу сохранить свою семью. Но сразу понял, что не могу допустить, чтобы Лиза встречалась с другим парнем или парнями — этого просто не было в моей ДНК.
Это была не та Лиза, на которой я женился, я не знаю, кто она, но я любил не этого человека. Страх потерять детей заполнил мой разум и вытеснил все остальные мысли. Я продолжал видеть будущее: словно мой брат бороться за каждую секунду, проведенную с моими сыновьями. Упускать ключевые моменты своей жизни. Я перебрал с десяток вариантов от насильственных действий до сложных планов. Все закончилось тем, что я попадал в тюрьму или Лиза забирала детей. Все вело к одному и тому же выводу: в разводе меня поимеют и я потеряю своих мальчиков. Лиза и в самом деле загнала меня в угол.
И тут в голову пришла дикая идея. Это был путь, по которому я решил пойти, потому что действие было настолько необычным и нехарактерным, что срывало предохранители в мозгу человека, которым стала Лиза.
Сначала я проверил мальчиков. Они крепко спали. Я спустился по ступенькам и остановился перед зеркалом в коридоре.
— Это будет больно, — пробормотал я про себя. Потом напомнил себе, что это — ради моих мальчиков.
Через три минуты я был готов. Моя рубашка была разорвана, на груди и лице были царапины. Мой нос был в крови, а губа кровоточила. Один глаз опух и скоро станет черно-синим. Лучше всего был мой лоб, я влепился им в зеркало, разбив его в большую паутину. Мой лоб кровоточил, как недорезанная свинья. Еще много лет назад из опыта оказания помощи при рукопашной борьбе я знал, что лоб сильно кровоточит, при отсутствии реальных повреждений. Я был осторожен, чтобы не поранить суставы пальцев, когда бил себя.
— 911, что у вас за экстренная ситуация.
— 911, — сказал я по телефону. — Мне требуется помощь. На меня напали моя жена и ее парень. В доме находятся мои дети, и я боюсь, что они вернутся.
— Сэр, у меня есть ваш адрес, а сейчас будет и патрульная машина. Сможете ли вы защититься в этом месте? Вы чувствуете себя в опасности? — спросил оператор 911.
— Черт возьми, я чувствую себя в опасности. Пожалуйста, скажите полиции поторопиться, — говоря по домашнему телефону, я написал своему брату Томми со своего мобильного, чтобы тот пришел ко мне как можно скорее. — Я могу запереть двери, но не знаю, когда они вернутся.
— Вам требуется медицинская помощь? Вы потеряли сознание?
— Да, мне нужна скорая помощь. Меня, должно быть, вырубили, потому что я ничего не помню, кроме своей жены и того парня, что меня ударил, и думаю, что меня еще пнули несколько раз.
— Хорошо, сэр, помощь уже в пути. Постарайтесь сохранять спокойствие и оставаться на связи.
Мой брат, должно быть, был где-то неподалеку, поскольку появился первым. Он был ошеломлен, но я сказал, что отвечу на его вопросы позже — теперь же мне требовалось, чтобы он присмотрел за мальчиками и сфотографировал мои травмы. Когда приехали полиция и скорая помощь, Томми делал снимки на свой мобильный телефон и мою цифровую камеру. Кенди не обрадовала суматоха, и Томми пришлось поместить собаку в комнату мальчиков, которые все еще крепко спали.
***
Было около полчетвертого утра, когда я вышел из такси перед своим некогда счастливым домом. Доктор залатал меня в больнице, а сочувствующий детектив принял мое заявление.
«Какого черта?» — подумал я, глядя на переднюю часть своего дома. На лужайке были следы от шин, кусты были вытоптаны, а перила крыльца криво свисали. На подъездной дорожке стояла машина местной полиции. Я открыл входную дверь, и меня поприветствовал Кенди, попытавшись лизнуть меня, помахивая своим коротким хвостом со скоростью милю в минуту. Гладя на Кенди, я услышал, как крикнул мой брат Томми:
— Винс, мы здесь, на кухне, — а когда вошел на кухню со следующим за мной Кенди, то увидел, что за столом сидит маленькая женщина-полицейский, разговаривает по мобильному телефону и что-то пишет в блокноте. Что меня потрясло, так это Томми.
Томми прижимал к правому глазу пакет со льдом, угол его губы был рассечен, а в ноздрях Томми торчали ватные палочки. Его одежда была порвана в нескольких местах, и у него не было обуви. Томми увидел, что я смотрю на него, и криво усмехнулся.
— Что смотришь, Винс? Ты пропустил все самое интересное, — Томми сдвинул свой пакет со льдом. — Хочешь поменять бинты? Надеюсь, я выгляжу не так плохо, как ты.
Наконец, я смог произнести, заикаясь:
— Томми, какого черта ты сделал?
Томми откинулся на спинку стула:
— Ты пропустил довольно интересную ночь. Все началось с офицера здесь, — Томми указал пальцем на женщину-офицера, которая все еще говорила по телефону и помахала мне рукой. — Рассказавшей мне все о нападении твоей жены и ее мальчика-игрушки — молодого любовника. Мы сидели здесь и пили кофе, ожидая возвращения домой Лизы, пока не разразился ад. — Томми погладил Кенди по его огромной голове. — Офицер сказала мне, что в домашних ссорах, где есть насилие — по любой причине — один человек попадает в тюрьму на двадцать четыре часа. Так сказать, период охлаждения.
Томми снял свой пакет со льдом и положил его на стол.
— Примерно в два часа ночи домой пришла Лиза, и у дверей ее встретила офицер и… ну… Лиза привела с собой своего мальчика-игрушку Лося — он большой мальчик.
— Рэнди — его имя, — пробормотал я.
— Да, конечно, со старым Лосем был еще один парень, — продолжил Томми. — В любом случае, объяснив Лизе проблемы,…