магазинов. Он прекрасно поработал над портретом Джуди. Хотел бы я иметь студию, чтобы повесить ее на стену. Выйдя из его дома, я зашел в аптеку за оберточной бумагой и карточкой.
У меня не было их номера телефона, и я даже не мог вспомнить их фамилию в тот момент, поэтому я просто рискнул и поехал. Я увидел обе машины на их подъездной дорожке, поэтому взял свой подарок и позвонил в дверь. Я все еще немного нервничала из-за мужа, просто никогда не знаешь, как кто-то иногда отреагирует.
А так мне было не о чем беспокоиться. Его звали Карл, и у него на глазах стояли слезы, когда Джуди развернула свой подарок и он увидел, что это было. Можно подумать, что я дал им миллион долларов. Ни один из них не мог перестать благодарить меня. Они пригласили меня остаться на кофе, и я, будучи одним из тех, кто никогда не отказывается от нектара Богов, согласился.
Очевидно, я знал их не очень хорошо. Думаю, Джин знала их лучше, чем я, но они были действительно хорошими людьми. Оказалось, что Карл был из весьма артистической семьи, его отец был довольно известным художником-акварелистом, его сестра владела художественной галереей в центре города, а он работал художником-графиком. Джуди также обладала талантом в изготовлении украшений.
Нам было о чем поговорить, и, прежде чем я это понял, утро прошло. Когда я уезжал, чтобы вернуться домой, я не сомневался, что мы станем друзьями. В течение недели я также получил сорок два заказа на фографии восемь на десять от двух футбольных команд, которые я снимал накануне в субботу, поэтому после обеда я провел остаток дня, делая отпечатки. При цене семь пятьдесят за снимок это стоило моего времени.
Я как раз закончил это, когда мне позвонил Джек и снова пригласил меня на воскресный ужин. Это превращалось в полноценные выходные. Конечно, все это время я знал, что мне нужно позвонить, но я не хотел. Я дождался более позднего вечера.
«Привет», — я узнал в этом голосе мать Джин.
«Привет, мама, Джин там?»
«О, Далтон, я так рада, что ты позвонил. Я никогда не видел Джин такой подавленной, может она вернется домой?»
«Нет, нет, я звоню не поэтому, — поспешно сказал я ей, — боюсь, что этого не произойдет». На другом конце провода было короткое молчание.
«Пожалуйста, Далтон, ты должен простить ее… пожалуйста, я не знаю, что она будет делать, если ты этого не сделаешь. Она рассказала нам все, она совершила ошибку, дорогой. Но она больше никогда не сделает этого. Я знаю, что она этого не сделает.»
Я знал, что это будет трудный звонок, но я не рассчитывал, что ее мать усложнит задачу.
«Мама, извини, я правда я не пытаюсь быть жестким, но я просто не понимаю, как мы когда-нибудь сможем заставить это работать после всего. Я все еще люблю ее всем сердцем, но каждый раз, когда я вижу ее сейчас, все, что я чувствую, — это боль. Я не знаю, пройдет ли это когда-нибудь, — грустно сказал я.
Она ничего не говорила почти минуту, и я могу поклясться, что слышал ее плач, это было так тяжело для всех.
«Джин наверху, дорогой, она оставила свой телефон здесь. Когда я увидела, что это ты… ну, я надеялась… « Она не закончила фразу: «Я пойду за ней», — она сказал.
«Привет», — был голос, который я слышал столько лет. «Привет, Джин, как ты?» — сказал я, чувствуя сердце в своем горле. Я мог слышать ее борьбу на другом конце провода, я знал, что она знала о том, что приближается, и все, что она могла сделать, это стоять там, ожидая, когда опустится занавес.
«А… ты», — она слегка захныкала, прежде чем перевести дыхание, — «Ты звонишь с плохими новостями?»
«Боюсь, что да, Джин. Мне очень жаль, я так сильно тебя люблю и всегда буду любить, но мы никак не сможем решить это», — сказал я ей с сожалением, — «Каждый раз, когда я буду видеть тебя, будет напоминать мне о боли, я не могу так жить, Джин. Я просто не могу. В понедельник я собираюсь подать документы, я думаю, что лучше нам покончить с этим и продолжить наши жизни.»
Я мог бы сказать, что она пыталась подготовиться к этому. «Хорошо», — сказала она таким слабым голосом, что я ее почти не слышал; «Я не буду бороться с этим, дорогой, у меня даже нет адвоката. Все, что ты считаешь справедливым хорошо. Далтон, я тоже люблю тебя, мой дорогой. Я никогда не прощу себе того, что я сделала с тобой, но я молюсь, чтобы ты когда-нибудь это сделал,» — она отключилась, не сказав больше ни слова.
Она не звучала хорошо, я искренне волновался. Она действительно тяжело переживала это. Я позвонил на домашний телефон, чтобы попросить ее родителей присмотреть за ней. На этот раз ответил ее отец. Я рассказал ему о нашем разговоре. Он сказал, что ее мать была с ней наверху, и пообещал пристально следить за ней. Затем он тоже выразил свое сожаление. Он сказал, что понял мое решение, при тех же обстоятельствах он сказал, что сделал бы то же самое, но это не помогло бы справиться со всеми мучениями. Я согласился.
В понедельник утром я позвонил своему адвокату, чтобы договориться о встрече, но из-за его графика и моего я не смог попасть к нему до среды. Джин сдержала свое слово. Ее отец сказал мне, что она подписала документы о разводе, даже не прочитав их. Поскольку у нее не было возможности оплачивать дом, я купил ее половину. Джин взяла деньги и могла бы переехать в квартиру, когда будет готова. Несмотря на то, что я заработал почти в десять раз больше, чем она, Джин отказалась от любого содержания, которое судья хотел ей предоставить. С этого момента все, что нам оставалось делать, это ждать шесть месяцев окончательного постановления. Следующие три месяца все шло гладко, потом зазвонил мой телефон…