Это зрелище было невыносимо, и Дэйв вдруг резко привлек Миранду к себе, подминая рукой ее грудь.
— Давайфе, рефятки, давайфе, — ободрял их Гарри, не отрывая рта от мокрых складок. — Не бойфесь!
Дэйв не знал, как это получилось, но через секунду голая Миранда лежала перед ним, а он раздвигал ей ноги и растягивал пальцами ее пушистую гармошку, приоткрывая сердцевину.
— Старайся сразу внутрь… аааа… ВОТ ТУДА… ну, ты понял… ааааа… — тянула Миранда сквозь стон. Дэйв ткнулся ртом в раздвинутые створки — и обжег язык о горячую соль. Вначале робко, а затем увлекаясь и нервно, страстно влизываясь вовнутрь, Дэйв терзал Миранду кончиком языка, чувствуя ее шок и блаженство, и вскоре нащупал чувствительную горошинку у основания складок. Хрупкая Миранда сдавила бедрами голову Дэйва, и тому казалось, что он в тисках удава…
Минутой спустя мужчины яростно скакали на своих возлюбленных. Лайза, придавленная Гарри, кричала из-под него Дэйву:
— Не… не… не спеши!… Вместе…
Но было поздно: Миранда напряглась — и лопнула, переполненная шоком блаженства, и тут же в ней лопнул и Дэйв. Он бил ее бедрами, протыкал насквозь, врастал в нее яйцами и всем телом, и ему все было мало, и кипящая нежность все лилась и лилась из него…
— Ничего, в первый раз редко выходит, — говорила им Лайза, когда стоны сменились утомленным сопением. — В следующий раз точно выйдет, вот увидите!
… И в самом деле: через день Дэйв перехватывал, как антенна, перекрестные токи, идущие от Лайзы с Гарри, ловил интонацию их стона — и финальный вопль грянул почти одновременно, с разницей в секунду-две.
— Старайтесь в крике выражать себя, — учила их Лайза. — Ведь вы как бы рассказываете все это, понимаете? Это здорово, ну просто здорово, вы обязательно поймете!..
На следующей «тренировке» к ним прибавилась третья пара — Кэти и Майкл. Кэти была полноватой блондинкой со сладкими пышными формами и золотистым пухом на лобке, Майкл — худющим дылдой, коститым и локтистым, как богомол. Вместе они смотрелись забавно, но были опытной парой, и все получилось с первого раза.
Далее были сразу пять пар, и потом семь. У Дэйва с Мирандой кружилась голова от избытка голых тел, от жгучего телесного жара, от стонов и от финального звериного единства, которое выходило теперь без усилий, само собой, будто любовниками дирижировал невидимый дирижер.
Наконец Лайза привела их на репетицию «Большого Взрыва» — так негласно прозывался всеобщий оргазм, в котором участвовали все ученики школы.
Репетиции проходили в специальном зале. На его полу был нарисован круг, разделенный на несколько сегментов, и в каждом сегменте лежали коврики для совокупляющихся пар. Вид этого круга сразу напомнил Дэйву всякие магические штучки-дрючки, и ему стало не по себе, хоть он и не верил ни в какую магию. Что за круг? К какому такому ритуалу их готовят? Никто не мог ответить ему. Сам Гордон воздвигся на «репетицию» (к великому смущению Дэйва и Миранды), но не поддерживал никаких разговоров. Он казался сухим и презрительным, и парочки за глаза называли его «Ржавчиной».
По команде Ржавчины все расселись, как на «тренировках»: слева от Дэйва с Мирандой — Лайза и Гарри, справа — Кэти и Майкл, спереди и сзади — пары с последних «тренировок». От изобилия грудей, гениталий, ягодиц, распущенных волос, нежных взволнованных лиц, приоткрытых губ и пронзительных взглядов кружилась голова. Вокруг Дэйва блистал настоящий фейерверк красоты — голые, заласканные девушки казались нимфами и богинями, и Дэйв даже думал о то, что красота — это не то, как человек скроен природой, а то, как он ощущает себя.
Несмотря на волнение, Дэйв и Миранда мгновенно возбудились, как по команде; всеобщий вихрь завелся, завертелся — и помчался по накатанной колее, пока весь совокупляющийся зал не взорвался единым воплем. Эта сексуальная массовка под хмурым взглядом Ржавчины была такой чудовищно стыдной, что ум отказывался ее принимать, и Дэйв с Мирандой почти не ощутили стыда — только возбуждение, азарт запретной игры и, когда все кончилось — изнеможение, валившее с ног.
Они выходили оттуда, пошатываясь и повиснув друг на друге, — но потом все растворилось в привычной болтовне, и Дэйв с удивлением понял, что отнесся к невообразимому «Взрыву», как к обыкновенной театральной репетиции, вроде постановок Мильтона в его школе. Самое масштабное сексуальное приключение его жизни прошло без заметных потрясений, и той же ночью Дэйв с Мирандой совокуплялись интимно и пронзительно, заглядывая в глаза друг дружке. После коллективных буйств такая нежность была особенно дорога…
***
Освоившись в секс-школе профессора Лоули (которю можно было с равным правом считать и секс-тюрьмой), Дэйв вполне уяснил себе ее устройство.
Школа состояла из юношей и девушек восемнадцати-двадцати лет (Миранда была самой юной из всех). Казалось, что ими никто не управлял: здесь не было ни учителей, ни воспитателей, и в пределах ворот, охраняемых двумя церберами, никто никого ни к чему не принуждал. Сам профессор являлся, как божество, пару раз в неделю — и исчезал невесть куда. Ржавчина Гордон, живший во флигеле, играл здесь некую начальственную роль, которая выражалась скорей в обязанностях дворецкого и кастелянши, чем в реальной власти. У него была жена, высокая, очень красивая и застенчивая женщина лет двадцати двух. Внимательный Дэйв заметил, что между Гордоном и профессором, когда тот появлялся в доме, наметилась какая-то тень. Гордон был безупречно вежлив, но взгляд, которым он смотрел на профессора, не был взглядом единомышленника и правой руки. Профессор, казалось, не чувствовал этого и был поглощен своими таинственными делами.
Его школа была устроена просто и безотказно. Каждая новенькая парочка попадала под опеку старожилов-«инструкторов», наученных кончать как минимум с тремя парами. Вначале новички учились получать парный оргазм, потом — кончать вместе с «инструкторами», потом с двумя парами, с тремя, с пятью и с семью, среди которых была какая-то часть старожилов, какая-то — новичков; потом они сами делались «инструкторами», приобщая новоприбывших к сладкой науке. Парочкам, которые сами только-только окунулись в шокирующий поток бесстыдства, было куда легче найти общий язык с новенькими, чем каким-нибудь опытным гетерам, и приобщение новичков проходило, как по маслу. Любые лишние вопросы подавлялись шоком и растворялись в совместном поедании запретного плода.
Когда восьмипарный оргазм был позади, новички приглашались на репетицию «Большого Взрыва». Он все никак не получался — всякий раз кто-то не выдерживал и кончал прежде времени, — и впервые получился незадолго до появления Дэйва и Миранды. «Большой Взрыв», назначенный на двадцать первое июня, и был главной целью школы. Все безумные «тренировки» были нужны для того, чтобы двадцать первого июня 193*** года школа профессора Лоули слилась в едином синхронном оргазме без сбоев и помех.
К чему это было нужно, никто не знал. По школе ползли всякие слухи о магическом круге, о ритуалах древних инков и прочей белиберде. «Зачем? Зачем? Зачем?» — ломал голову Дэйв, не находя ответа. Их готовят к борделю? — к чему тогда юноши? Безумная эротическая фантазия выжившего из ума профессора? — тогда почему его нет на «тренировках»? Дэйв ощущал здесь какую-то тайну, которая не вмещалась ни в какие привычные представления, хоть и яростно глушил все мысли о магии и прочей чертовщине.
В доме была библиотека со связками прессы, и после некоторых поисков Дэйв нашел газеты восьмилетней давности, кричавшие о сенсационных находках профессора Лоули. За громкими заявлениями о следах инопланетян следовали не менее громкие разоблачения и насмешки. Дэйв понимал, что их эротические безумства как-то связаны со всем этим, — но связь эта была покрыта глубоким мраком, как и цель «Большого Взрыва». Влюбленные пары, привлеченные объявлением, окунались в пучину невиданного бесстыдства, барахтались там неделями — и никто не знал, зачем.
Никто, однако, не убегал из школы. Дело было вовсе не в запертых воротах и не в ограде, которую можно было преодолеть, если постараться. Несколько причин держали Ромео и Джульетт в западне куда надежней ограды и двух охранников. Деньги, обещанные каждой паре, казались оправданием их житья у профессора («скоро мы будем свободны… «), и были важной, хоть и не главной причиной. Большую роль играло и то, что влюбленные, ранее лишенные, как правило, возможности видеться, наконец-то могли отдаться своей любви без помех, не разлучаясь и не работая (кухонные обязанности девушек не отнимали у тех слишком много времени).