Лайза подначивала их и подпрыгивала от нетерпения, не забывая ласкать себя. «Как на скачках», мелькнуло в голове у Дэйва. Мучительно хотелось кончить, но он помнил, как оттягивал блаженство на сеансах рукоблудия, и терпел из последних сил. Миранда изнемогала, выла, взбрыкивала ножками, гнулась, как змея, и опьяневший Дэйв упивался ее наслаждением, как своим…
— ЫЫЫ! ЫЫЫЫЫЫ! ЫЫЫЫЫУУУУУУ!!! — Миранда вдруг обхватила Дэйва ногами; глаза ее закатились, тело вздрагивало от ударов невидимого тока, и Дэйв чувствовал их обожженным членом. Позабыв обо всем, он всадился до упора, напялил пляшущее тело на себя — за плечи, за бедра, за что попало, — и с ревом выпустил струю, и еще одну, и еще, и еще, и еще… Мощные струи рвались из него, как из рога изобилия, обжигая ум и тело, и им не было конца и края, и Дэйв кричал, прыгая на Миранде, и Миранда кричала под ним, надетая на его член, и Лайза кричала вместе с ними, терзая себя между ног…
Потом все кончилось, и какое-то время не было ничего, кроме безразмерной пустоты, и времени тоже не было, и Дэйва, и Миранды.
— Какие вы… умнички, — шептала Лайза. — Вы просто чудо… Я… я побегу к Гарри… — и оставалась лежать с ними. Дэйв чувствовал ее тело и все его токи так же, как и Миранду. Они были разными: у Миранды — оглушенно-счастливыми, потерянными и с сумасшедшинкой, у Лайзы — умильно-нежные с запретно-стыдной ноткой.
Перед уходом Лайза сказала им:
— У нас тренировки через день. Завтра тренируйтесь сами, а послезавтра вечером — снова вместе. Постарайтесь не кончать больше трех раз за день, а в день тренировок вообще не кончать до вечера. Терпите, ладно? Чао, мои славные! Я вас обожаю!
***
Всю ночь и весь следующий день они «тренировались», позабыв обо всем на свете. Упоительные чудеса их тел поглотили Дэйва и Миранду настолько, что они пропустили завтрак, обед и спустились только к ужину, шатаясь, как пьяные.
— Ооо! Вижу, тренировка идет на славу, — подмигнула им Лайза.
После ужина Дэйв, несмотря на томную слабость во всем теле, отправился выполнять долг чести: искать профессора Лоули, чтобы поблагодарить его, а заодно и кое о чем спросить. Он, правда, не знал, как задать Главный Вопрос, в котором невообразимые «тренировки» смешались с двадцать первым июня, — но надеялся на авось.
Профессора, однако, нигде не было видно, кабинет его был закрыт, и на стук никто не отвечал. Никто не знал, где Лоули, и какой-то паренек сказал Дэйву, что они видят его очень редко, не чаще раза в неделю. Больше ничего выяснить Дэйву не удалось — вероятно, потому, что он сам был не слишком расположен что-либо выяснять, — и ему пришлось вернуться к Миранде.
Перед этим Дэйв вышел на улицу — и столкнулся там с неприятным сюрпризом в виде запертых ворот с двумя охранниками.
— Не велено, мистер, — отвечали они. — А то вы правил не знаете.
Возмущенный Дэйв отправился искать Гордона, тут же наткнулся на него, — и тот объяснил ему, что профессору Лоули вовсе ни к чему неприятности с родственниками беглецов, а также с полицией. Двадцать первого июня всех их отпустят на все четыре стороны, да еще и с деньгами и гардеробом, а пока нужно потерпеть и делать то, что им говорят. Дэйв хотел выяснить и остальное, но вредный Гордон отмахнулся от него, и у Дэйва не хватило сил бежать за ним. Почувствовав вдруг невыносимую сонливость, он поплелся в комнату, нашел там спящую Миранду, без лишних слов завалился к ней и уснул, как убитый.
Весь следующий день прошел в ожидании вечерней «тренировки». Лайза, пойманная в коридоре, категорически отказывалась говорить, что они будут делать, и только повторяла «сами все увидите».
Ровно в восемь она заглянула к ним, крикнула: — Идемте! Идемте! — и стремительно вышла. Она снова волновалась.
Дэйв с Мирандой вошли за ней комнату, где стояли почему-то две двуспальные кровати. На одной из них сидел чернявый парень.
— Знакомьтесь! Это мой Гарри. Гарри, это Дэйв и Миранда. Залезайте на кровать. Ничего не бойтесь, да? Вы помните, да? Вы умнички! Слушайте! Слушайте… В общем, нам надо всем вместе… это самое… то есть…
— Все очень просто, ребята, — перебил ее Гарри. — Нужно, чтобы мы кончили одновременно — все четверо в одну секунду. Ясно? Для этого нужно немного потренироваться. Сейчас мы все займемся друг другом. Чего стоите? Ложитесь, раздевайтесь…
Дэйв и Миранда стояли, раскрыв рты.
— Ну? С непривычки нелегко, я понимаю. Мы с Лайзой еще сильней стеснялись, прямо пошевелиться не могли, так было неловко… Давайте так: мы начнем, а вы смотрите на нас — и присоединяйтесь, когда захотите. Окей? Спорим, долго не выдержите?
Говоря это, Гарри оголился, выпятив вздыбленный член, и раздел льнущую к нему Лайзу. Похолодевшие Дэйв с Мирандой застыли: они никогда еще не видели голых любовников. А Гарри тем временем обнял Лайзу, требовательно ощупывая ее тело; та обвила руками его шею — и они слепились в целующийся, гнущийся, извивающийся ком.
Казалось, они забыли обо всем на свете и истомно-нежно говорили друг с другом телами, руками и языками. Они лизали друг другу губы, щеки и носы, скользили руками по торсам и спинам, бодали друг друга гениталиями и непрерывно гнулись в плавном, томительном танце. Это было упоительно красиво, и рука Дэйва сама поползла к телу Миранды, — а Гарри вдруг повалил Лайзу на кровать и прильнул ртом к ее розовой раковинке.
Дэйв изумленно выдохнул: он никогда не думал, что можно ТАК.
Застыв, они с Мирандой наблюдали, как язык Гарри ввинчивается в недра Лайзы и вылизывает, щекочет, дразнит их, а Лайза лопается от стона, гнется сосками кверху и запрокидывает голову, подметая волосами пол.