Придется ли Карли и Кристине пережить развод своих родителей?
Позже на смену гневу и боли отчасти пришла грусть. Грусть из-за девочек, грусть о себе, даже немного грусти по Лиз. Но в основном — и с каждым днем все больше и больше — я чувствовал кипящую ярость. Эта долбаная сука! Я действовал с невероятной сдержанностью, буквально УБИЛ себя, пытаясь сохранить наш брак, а она идет и делает это снова!
К вечеру я понял, что просто не могу пойти домой. Я не мог смотреть ей в глаза и спокойно разговаривать с ней. Я позвонил и сказал Кристине, что опоздаю, и они могут ужинать без меня.
Я подъехал к «Хаятту», заселился в номер, заказал бутерброд и пиво и почти до полуночи сидел, мрачно просматривая серию немых фильмов.
Поздно ночью я пошел домой, тихонько собрал чемодан с моими туалетными принадлежностями и одеждой на несколько дней и направился обратно в отель. К счастью, Лиз крепко спала — она даже не пошевелилась, пока я молча ходил по темной спальне. Все, что я смог сделать — это не разбудить ее, крича и изрыгая проклятия.
На следующий день на работе мне стало еще хуже. Казалось, что с каждым часом гнев и злость овладевают моим разумом, сводя на нет всю рабочую концентрацию. Мой сотовый телефон был выключен, а офисный телефон переключен на голосовую почту; к 16.00 у меня было семь сообщений. Три из них были от Лиз, и я заставил себя послушать первое.
Дрожащим голосом она говорила:
— Милый? С тобой все в порядке? Мне так… очень жаль… про Ричарда. Я понятия не имела, что ты об этом знаешь. Но я клянусь, с Томом Бернардо ничего не происходит… , как и с кем-нибудь еще. Пожалуйста, поверь мне!
— Дорогой, пожалуйста, вернись домой, чтобы мы могли поговорить. Я так… (тяжелые рыдания) Мне очень, очень жаль… Пожалуйста, вернись домой!
Два других сообщения были примерно такими же. Я выругался, когда удалил их. Ей было очень жаль! Как мило!
В тот вечер была моя очередь готовить, и я понял, что не могу оставить девочек без ужина. Я заказал у Джованни пару пицц и большой греческий салат и отнес их домой около 5:30, когда Лиз еще не могла быть дома. Несколько минут я торопливо ел и шутил с девочками, затем сказал им, что мне нужно вернуться на работу, и вышел из дома. Это была еще одна злая и одинокая ночь в отеле «Хаятт».
На третий день я так и не вернулся домой, а к вечеру появилось еще пять сообщений от Лиз. Как под копирку, все они были слезливыми и извиняющимися, и во всех она клялась, что не трахается с Бернардо.
Я просто не хотел с ней разговаривать. Я не хотел слушать ее, видеть ее лицо, даже черт возьми, думать о ней. Поэтому я отправил ей текстовое сообщение, в котором говорилось: «Да неужели? И с какой стати я должен тебе верить?» Я выключил мобильный телефон и двинулся обратно в «Хаятт». На этот раз я даже не стал звонить девочкам — пусть Лиз сама попробует объяснить, почему папа не ночует дома третью ночь подряд!
Наступил четверг, четвертый день моего отсутствия дома, и я понял, что нужно что-то делать. На мне начинали сказываться переутомление и эмоциональное возбуждение. К тому же я безумно скучал по дочерям, хотя мне по-прежнему казалось, что при встрече с Лиз я просто взорвусь. Я уже начал подумывать, не забрать ли девчонок и не пригласить их на ужин без Лиз.
Затем, примерно в 2: 30, в мой офис вошел мужчина средних лет, смутно мне знакомый.
— Мистер Хендрикс? — сказал он — Я Питер Дэниэлсон, юрист Медицинского центра. Мы уже встречались раньше пару раз.
Я действительно вспомнил его по паре встреч с коллегами Лиз и пригласил сесть.
— Могу я закрыть дверь? — спросил он, и я кивнул, ожидая, пока он вернется на свое место.
— Я знаю, что у меня нет юридических оснований просить вас, — начал он, — но все же попрошу сохранить конфиденциальность нашего разговора. Надеюсь, что после того, как мы поговорим, вы всё поймете.
— Ваша жена просила меня прийти и поговорить с вами, — продолжил он, и когда я собрался ответить, он поднял руку, чтобы остановить меня.
— В Медицинском центре сейчас очень… щекотливая ситуация, связанная с Томом К. Бернардо. Так вот, она сказала мне, что… ну, у вас могло сложиться неправильное впечатление. Заметьте, я собираюсь рассказать вам о всех обстоятельствах этого дела — и, как я уже сказал, почтительно попрошу вас сохранить полную конфиденциальность.
История, которую он мне рассказал, стала большой неожиданностью. Бернардо сексуально домогался нескольких женщин в больнице (и в одном случае совершил сексуальное насилие — ласкал грудь одной из жертв против ее воли). В настоящее время Дэниелсон работал с женщинами, две из которых отчитывались перед Лиз, так как они тщательно выстраивали дело против Бернардо. В результате скрытых исследований выяснилось, что Бернардо ушел с предыдущей работы из-за угрозы подобных обвинений.
Проблема заключалась в том, что он был племянником младшего сенатора из Индианы, и все боялись потенциальной дерьмовой бури, которую мог поднять его дядя, если бы ситуация не была разрешена должным образом. Питер и его юридический персонал действовали очень осторожно и незаметно, чтобы собрать все доказательства для показаний под присягой, прежде чем сообщать в полицию. Это то, о чем говорилось на поздних встречах Лиз, поэтому она и была так занята и отстранена в течение нескольких недель.
Когда Дэниелсон закончил свой рассказ, я несколько мгновений сидел тихо. Первое, что я почувствовал — это облегчение и ликование. Слава Богу, она мне больше не изменяла! Может, мы все-таки сможем со всем разобраться?
Но мой восторг длился недолго. Какого хрена она не могла рассказать мне эту историю или хотя бы ее часть? Разве она не доверяла мне достаточно, чтобы понимать, что я буду держать язык за зубами? Напрашивался и еще один интересный вопрос: не пускает ли Дэниэлсон мне пыль в глаза, просто покрывая похождения Лиз? Он и моя жена работали вместе и хорошо знали друг друга — возможно, он просто делал ей одолжение, заставляя меня поверить в эту сказку.
— Почему Лиз не сказала мне об этом? — спросил я его.
— Это было по моей просьбе, мистер Хендрикс, — виновато улыбнулся он — Мы все были немного… ну, честно говоря, параноиками. Поэтому я попросил, чтобы никто не говорил об этом ни единого слова, даже супругам, пока факты не будут обнародованы.
— И когда это будет? — сардонически спросил я.
— В следующий понедельник, — серьезно сказал он — Мы наконец-то собрали все улики, и арест, вероятно, будет произведен к обеду понедельника.
Мне было нечего сказать. Я подумал еще немного, а затем сказал ему, что готов сохранить конфиденциальность.
— Спасибо, — сказал он, вставая со стула — И мне искренне жаль, если эта… ситуация создала проблемы между вами и вашей женой. Она… переживала из-за этого большое напряжение. Некоторые из жертв — ее близкие подруги. Я знаю, что мы все будем рады, когда дело окажется в руках полиции и Бернардо будет уволен.
****************
Когда в тот вечер я вошел в парадную дверь, Лиз стояла в холле в фартуке и явно нервничала. Под ее глазами были темные круги, а напряжение во всем ее теле ощущалось буквально кожей. Мне показалось, что я выгляжу примерно так же.
— Привет, Алан, — сказала она, подходя ко мне, чтобы обнять. Выражение моего лица должно быть изменило ее мнение, потому что она остановилась, пораженная, и просто смотрела на меня.
— Привет, Лиз, — я прошел мимо нее, чтобы повесить пальто в шкаф — Девочки дома?
— Они наверху за своими компьютерами, — сказала она, когда я вошел на кухню. Ужин закипал на плите, а стол уже был накрыт. Я взял себе пива и сел за барную стойку.
— Питер Дэниэлсон дозвонился до тебя? — спросила она нервно.
— Да, он приходил сегодня, и мы поговорили.
Воцарилась тишина. Лиз помешивала макароны на плите, видимо, ожидая, что я скажу больше.
— Дорогой, я надеюсь… я надеюсь, что он успокоил тебя….