расспрашивать. Я застенчиво признался, что встретил кое-кого, кто меня заинтересовал. Она слегка поддразнивала меня, но я мог видеть, что она счастлива.
Через несколько недель после нашей встречи я набрался смелости и пригласил ее на свидание. Она казалась довольной и сразу же согласилась. Как и я, она ездила на занятия из дома. Согласившись, она позволить мне забрать ее в пятницу вечером, со смехом сказав:
— Имей в виду, мой отец иногда бывает жесток с парнями, приглашающими меня на свидание. Ты уверен, что хочешь это сделать?
Я посмотрел ей прямо в глаза и сказал:
— Салли, думаю, чтобы иметь привилегию встречаться с тобой, самое меньшее, что я могу сделать, это потерпеть твоего отца в течение нескольких минут. «Или всю жизнь», — подумал я про себя.
Она покраснела и сказала:
— Ой-ой, какой льстец. — Я обнаружил, что она легко краснеет.
***
В пятницу вечером я постучал в ее дверь, и мне открыла женщина с теплой улыбкой. Прежде чем я успел что-либо сказать, она воскликнула:
— Ты, должно быть, Фил, мы тебя ждали. Входи, пожалуйста. — Она взяла меня за руку и притянула к себе.
Сделав это, она крикнула через плечо:
— Джек, пришел кавалер Салли. — Она повернулась ко мне и ласково сказала: — Не беспокойся об отце Салли, на самом деле он не так плох, как думает она. Кстати, меня зовут Эмили. — И она пожала руку, которую все еще удерживала.
Я размышлял, как реагировать на все это, когда из-за угла кухни появился ее отец. Он был крупным парнем, примерно моего роста, но весил больше моих восьмидесяти двух килограмм, наверное, килограмм на тридцать. Не жирный, но сбитый.
— Я — Джек, — сказал он низким голосом, протягивая руку и пристально глядя на меня.
— Фил Робинсон, — ответил я, крепко пожимая ему руку.
— Пойдем в гостиную, поговорим несколько минут, пока Салли заканчивает.
Мы втроем прошли через кухню в уютно отделанную деревянными панелями комнату с телевизором в углу, диваном и парой мягких кресел вокруг. Одна сторона комнаты была занята камином с очагом и панелью, тянувшейся вверх вдоль всей стены.
На одной стороне каминной полки стоял обработанный треугольный деревянный ящик со свернутым американским флагом. По другую сторону полки стоял деревянный ящик со стеклянным фасадом, который я видел в нескольких военторгах во время моей армейской службы. Они использовались для демонстрации военных памятных вещей, нашивок подразделений, лент и медалей.
Между ними на пьедестале стояла винтовка М1 «Гаранд». С начищенным до блеска прикладом и нвощенной кожаной перевязью она выглядела очень по-деловому. Над винтовкой в рамке висел флаг морской пехоты. Все это было очень пугающе.
Джек заметил, что я смотрю на каминную полку, и гордо сказал:
— Я был в морской пехоте в Корее. Я бы остался, но был ранен при прорыве из Пусанского периметра, а затем снова ранен при отступлении от Чосинского водохранилища. После этого я не смог сдать экзамен по физподготовке.
Я кивнул и сказал:
— Да, Салли упоминала об этом. Трудные времена.
— Салли говорит, что ты — ветеран Вьетнама? — спросил Джек, когда мы втроем сели.
— Я был там некоторое время, — неловко ответил я.
— Что вообще ты там делал?
— Я был специалистом по управлению огнем в артиллерийской батарее, один-пять-пять, — сказал я.
— Один-пять-пять — рабочие лошадки артиллерии. В какой части Вьетнама ты служил?
— Ты должна простить Джека, — вмешалась Эмили. — Он, вроде как, любитель военной истории. Он следит за всем, что происходит на войне.
— Конечно, я понимаю. Наша батарея работала по всему Первому корпусу.
Джек посмотрел на меня так, словно не мог решить, был ли я настоящим солдатом, как он, или каким-то ублюдком из тылового эшелона. Но ведь морские пехотинцы никогда особо не почитали простых солдат.
— Первый корпус, да? Там же были морпехи.
— Ну, к тому времени, как я туда добрался, морпехи в основном были уже выведены.
Джек фыркнул:
— Ага, Вьетнамизация! Хороший термин, означающий «возьми эту страну, она твоя»!
— Ну, Джек, это еще не конец, — сказала Эмили.
— Все кончено, кроме криков, просто подожди и увидишь. — Он настойчиво смотрел на нее.
Я вздохнул с облегчением, когда примерно в этот момент вошла Салли. Было очевидно, что этот разговор может продолжаться вечно, и последнее, о чем я когда-либо хотел говорить, был Вьетнам. Мы поговорили несколько минут об институте и о том, что будем делать вечером, а потом попрощались и ушли.
***
В тот вечер мы пошли ужинать и в кино. Я не могу сказать, что много помню об этом, так как был полностью поглощен нашим разговором. В кино мы держались за руки и сидели так близко, что наши головы почти соприкасались. После фильма ни один из нас не хотел заканчивать вечер, поэтому мы устроились в баре, чтобы выпить. В конце концов, я проводил ее до двери за несколько минут до того времени, как она обещала родителям быть дома.
Я стоял в неловкой позе, отчаянно желая прикоснуться к ней, поцеловать ее, но также боясь испортить вечер, когда она взяла все в свои руки. Она обняла меня обеими руками за шею и, почти касаясь носом моего носа, посмотрела мне в глаза и прошептала:
— Спасибо, Фил, за чудесный вечер.
Время застыло, когда я посмотрел в ее глубокие карие глаза. Клянусь, я мог заглянуть ей в душу. Все, чем она была, и все, чем она когда-либо станет, было полностью открыто для меня. В тот момент я знал, что влюбился в нее. Я обнял руками ее за талию и нежно поцеловал.
С этого дня, по крайней мере пару раз в неделю, мы так обнимались. Она обвивала руками мою шею, мои руки крепко держали ее, и мы глядели друг другу в глаза, ничего не скрывая.
***
Она неохотно отстранилась от меня и вошла в дом. На следующий же день я позвонил ей, и мы целый час разговаривали по телефону. Мы назначили еще одно свидание на середину недели, и вот тут мы стали эксклюзивны.
Несколько недель спустя, когда я сказал ей, что снял номер в мотеле на следующую субботу, она покраснела, как обычно, но потом просто улыбнулась и кивнула. Этот вечер был всем, о чем я только мог мечтать. Ни один из нас не был девственником, но и не обладал большим опытом.
Было несколько неловких моментов, когда она увидела шрамы, которые Вьетнам оставил на мне, но я заверил ее, что врачи все восстановили, и я чувствую себя хорошо.
Когда мы лежали вместе после того первого раза, мое тело все еще было внутри нее, ее тело все еще содрогалось от страсти, я мог чувствовать влагу ее слез с ее лица, плотно прижатого между моей шеей и моим плечом.
Я тихо сказал ей прямо в ухо:
— Салли, я люблю тебя. Я знаю, может быть, ты еще не хочешь этого слышать, но ничего не могу с собой поделать.
Салли откинула голову и посмотрела на меня сверху вниз. Я видел, как в ее глазах блестят слезы, а губы изгибаются в улыбке.
— Я тоже люблю тебя, Фил. Я никогда не думала, что это может быть так. Я хочу лежать так вечно.
Я облегченно рассмеялся и поцеловал ее в кончик носа.
— Я не знаю об этом, но знаю, что хочу делать это снова, и снова, и снова.
На этот раз рассмеялась она, а затем застонала так же сильно, в то время как я напрягся в ней.
— Господи, Фил, все что ты захочешь, все что угодно…
***
Впервые, с тех пор как я потеряла Джейса, я чувствовал себя в мире со всем миром. Эта жизнь должна была сложиться. Что у меня есть будущее с кем-то, кого я люблю, и кто в ответ любит меня.
К тому времени, как мы покинули мотель, уставшие в предрассветные часы, мы знали, что хотим быть вместе до конца наших дней. В тот вечер мы говорили обо всем. Секс, брак, дети, где мы хотим жить, что мы хотим делать со своей жизнью.
Хотя Салли была на год младше меня, в колледж она поступила на год раньше. Она заканчивала колледж в конце весны, а я — через год. Мы решили, …