— Кроме неё и вас, я ни с кем не был!
— А вот это ты лжёшь! — жёстко рявкнул генерал с такой интонацией в голосе, что Алик вздрогнул, и побледнел.
Вроде, обычные слова, но произнесенные другим тоном, они прозвучали так угрожающе, и произвели такое гнетущее впечатление, что Алик поверил, что генерал сможет командовать дивизией… Дивизией… командовать… Значит, я сказал что-то не то… Ну, да, чтобы иметь право командовать дивизией, он не должен трахаться в задницу… Но генерал не дал ему нащупать правильную нить разговора:
— До этого момента я тебе верил. Надеялся, что скажешь правду. А после такого наглого заявления… Кто же заразил остальных восемь? Не ты?
У Алика подкосились ноги. Так вот в чём заключается тактика генерала… Он припёр Алика к стене, и дальше отступать некуда. Надо собраться с мыслями, выиграть время, где-то рядом должно быть спасение!
— Вы уверены, что хотите знать правду? — спросил он.
Генерал понял двусмысленность вопроса, и взбесился:
— Встать! Смирно! — скомандовал он генеральским голосом.
Алик вскочил, как ужаленный, вытянулся в струнку. За год жизни в этом доме он привык к ласковому обращению с ним и со стороны генерала, и, тем более, со стороны генеральши, не говоря уже о Веронике, и сейчас, в этой огромной, пустой комнате, наполненной многократно повторяемыми эхом криками генерала, чувствовал себя одиноко и неуютно. Он понял, что опять влип, сказал что-то не то, не знал, как себя вести, не мог нащупать правильную нить разговора. В отчаяньи, он повернул голову в сторону спальни генеральши, но генерал перехватил его взгляд:
— Оттуда помощи не жди. Жена уехала в Москву к дочери. И моли Бога, чтобы у неё всё было чисто. Я видел, как ты пялил на неё глаза!
Это конец! У Алика потемнело в глазах. Надеяться больше не на кого. Анна Ивановна ему не поможет… Кого он имел в виду, жену или дочь? Ну, да, Веронику, ибо на Анну Ивановну я глаза не пялил, она и так была моя. Это она на меня пялила…
Алик был на грани обморока. Ему всё стало настолько безразлично, что он опустился в кресло, и прикрыл глаза.
— Говори всё начистоту, продажная сволочь! — услышал он над своим ухом.
«Что ему, в конце концов, хочется от меня услышать», — подумал Алик и решил идти ва-банк:
— Яза собой вины не чувствую. Я думал, вы всё знаете. Организовала всё Клара Сергеевна. Анна Ивановна послала меня к ней с поручением, а она уложила меня в постель. Потом стала посылать меня к своим подругам. За это мне платили… Я на машину собираю… Это, можно сказать, мечта моего детства…
— Ну, вот, теперь верю! А то пытался мне лгать. Да я тебя, сосунка, насквозь вижу.
Алик понял, что попал колесом в нужную колею, и решил закрепить успех:
— Это всё Клара Сергеевна виновата, честное слово. Я не хотел, а она угрожала, говорила, одно слово скажет мужу, и я окажусь в дисбате за изнасилование…
— Что же ты, дурачок, мне не пожаловался? Я бы тебя защитил от этой жрицы любви!
— Мне деньги были нужны… И ещё я боялся… Всё было бы хорошо, если бы Клара Сергеевна меня не заразила. Честное комсомольское, Ростислав Вячеславович, это точно она! А Анна Ивановна об этом ничего не знает.
Генерал опустил пистолет, которым угрожал Алику, поставил его на предохранитель. У Алика страх отступил от сердца.
— Вот так следователю всё и расскажешь. Всё, как было, честно, без утайки… Повторишь, как говорил сейчас мне. Понял?
— Что тут непонятного? Расскажу всё, как вы велели.
— Да не я велел, а так было на самом деле! Какой же ты у нас красавец! Девять командирских жён уложил в кровать! И я, старый дурак, под тебя свою задницу подставил… Ты хоть об этом не вздумай сказать… — генерал пристально посмотрел на Алика. — Объясни-ка ты мне, старому дураку, как можно любить таких старух?
Алик хотел сказать — так же, как и тебя, за полста рублей — но не стал портить установившихся доброжелательных отношений: