— Что может быть хуже? Я уже пять лет одна живу на даче, один раз дочь согласилась провести со мной лето, и то не сдержала слово… Она тебе ничего не говорила?
— Мы с ней на такие темы разговоры не вели. А новость у меня действительно не из приятных. У меня гонорея.
Анна Ивановна опустилась в кресло. Свои телеса она не смогла втиснуть между подлокотниками, присела с краю, одной ягодицей, и Алик вспомнил, что уже говорил ей, чтобы она купила себе югославскую «Аббу», как у жены начальника строевой части, там кресла шириной в метр… Несколько минут она сидела молча. Потом спросила:
— Ты точно в этом уверен?
— Думаю, да.
— Когда это началось? — она ещё, видимо, надеялась проскочить мимо этого несчастья.
— Заподозрил три дня назад. Убедился сегодня.
— Значит, я тоже… У тебя были контакты на стороне?
Алик хотел сказать — только с генералом, и с твоей дочкой, но в последний момент перефразировал свою мысль:
— С солдатами?
— Ты часто бываешь в городе…
— Моей вины в этом нет.
— Понятно… Но не ветром же задуло.
Алик успокоился. Он ожидал бурной реакции, упрёков, скандалов, криков. Но Анна Ивановна отреагировала спокойно, как и следовало отреагировать в ситуации, когда десять женщин завязаны на одного мужчину:
— Это Клара Сергеевна. Только она способна на такую подлость! Когда ты был у неё?
— Я и вообще не знаю, кто она такая, тем более — когда был у неё.
— Самая худенькая из нас.
Теперь Алик её вспомнил. Это она заставляла его совершать развратные действия со своим телом. А они её недолюбливают за то, что не такая толстая. Если вина падёт на неё, то так ей и надо!
— Она развратница, — сказал Алик.
— Не беспокойся, это её последняя шутка.
— Хороши шуточки, — сказал Алик, решив поддержать Анну Ивановну, и помочь ей укрепиться в её мнении относительно вины Клары Сергеевны. — Она совала мой член во все свои дырки, заставляла одновременно и резиновый всовывать, и ещё у неё с моторчиком есть, на батарейках, а мне надевала электрическое влагалище, и говорила, что ей всё равно мало, и хочется ещё чего-нибудь.
Говоря это, Алик мало что привирал. Клара Сергеевна, единственная из подруг Анны Ивановны, которая не вняла её предупреждениям, и к приходу Алика наряжалась, то в кожаный бюстгальтер с прорезями на сосках, то в плавки с дырочками спереди и сзади, то в пластинчатые трусы с множеством иголок, которые в кровь царапали Алика, а иногда и вообще встречала его обнажённая. Она надевала Алику презерватив с усиками, себе вводила теннисный шарик на ниточке, предлагала Алику вшить в крайнюю плоть жемчужину, и возмущалась, что он не восхищается её изобретательностью. Она по пол дня мучила Алика, и он уползал от неё, чуть ли ни на четвереньках. Каждый последующий оргазм у неё происходил всё ярче и ярче, и наивысшего наслаждения она достигала после двадцати — тридцати обычных оргазмов. От её забав никакого удовольствия Алик не получал, напротив, он подметил, что получает удовольствие только после длительного воздержания, что случалось крайне редко, а после Клары Сергеевны, он два-три дня не мог дотронуться до своего органа, так он был замучен, потому и решил отыграться за это на своей насильнице. Единственное, что Алик приписал ей со зла, так это виденные у генерала искусственные женские и мужские гениталии.
Услышав эти новости о своей подруге, Анна Ивановна возмутилась:
— Ты должен был мне рассказать об этом раньше!
— Но я никому никогда ни о чём не рассказываю!