Я выпрямился, ожидая, что это всё. Но мама, как ни в чём не бывало, просто повернулась ко мне лицом. Я понимаю, что после вчерашнего это смешно, но я мигом покраснел, как рак.
Мама стояла очень близко ко мне, её грудь едва ли не касалась моей груди и она пристально смотрела прямо мне в глаза. Я не смог и секунды выдержать её взгляд и, чувствуя, как пылают мои щёки, опустил глаза.
— Ну, надо же , — внезапно она ухватила пальцами меня за подбородок и вскинула мою голову вверх, — смотри же!
Мне показалось, что она хочет ткнуть моё лицо в свою грудь. О Её несчастная грудь. Она была, буквально, вся искусана и покрыта засосами.
— Тут и твои засосы есть, МЕРЗАВЕЦ!, — мама гневно теребила мой подбородок, — полюбуйся теперь, сыночек!
Я, понятное дело, молчал. А что тут говорить? И всячески старался даже на секунду не встретиться глазами с её глазами.
Мама ещё раз выругала меня. Потом помолчала, опять испепеляя моё лицо своим взглядом. Отпустила мой подбородок.
— Давай, мажь. Только ОСТОРОЖНО!!!
Я начал с её плеч. Руки предательски дрожали. Нет, не от похоти. Мне реально было не по себе. Спереди, мама, реально выглядела не лучше, чем сзади. Рубцов от трости было, правда, поменьше, а зато и её грудь, и живот и бёдра были обильно покрыты засосами и укусами. Я смело принялся растирать кожу на её груди не ожидая разрешения. Потом, опустился на её живот и бёдра. Правда, как-то умудрился ни разу не бросить взор между её ног.
Уверен, в другой ситуации, будь это хотя бы вчера днём, я бы уже попросту кипел от возбуждения и похоти. Ничего себе, так то? Мамка голая вся стоит передо мной, а я её кремом намазываю. Да, это же нечто! Но сейчас, я ровным счётом не испытывал ничего, кроме жалости к ней.
В конце, мама отобрала у меня крем и, зачем-то отвесив мне подзатыльник, сказала, что достаточно.
После я сидел в кресле, всячески изображая, что читаю журнал. А сам нет-нет, но бросал тайком недоуменные взгляды в сторону мамы.
А, мама, как была голая, даже и не думая прикрываться от меня, сидела перед трюмо. Она тщательно уложила свои волосы в витиеватую причёску. Подкрасила ногти на руках и ногах. Затем принялась «наводить красоту» на лице.
Сказать по правде, вот теперь-то её вид, — вид полностью обнажённой женщины накрашивающей себе губы или брови, — супротив моей воли, начал меня понемногу волновать. Ну В том самом смысле волновать. Никогда раньше не думал, насколько сексуально и возбуждающе может выглядеть прихорашивающаяся женщина. Мама же упорно не обращала на меня никакого внимания. И я почёл за лучшее не напоминать ей о моём существовании.
Попозже, абсолютно естественно и так, как будто меня тут вообще не было, мама натянула на себя тонкие трусики-верёвочки, невесомый лифчик, надушилась духами. Правда, в итоге мой член уже буквально рвался на волю из шорт.
У неё здесь, с собой было одно единственное платье, попадающее под определение, коктейльное. Ну, в котором не стыдно в музей какой заглянуть, или в ресторан. Тоже летнее, но почти до колена, светло-перламутрового цвета. Мама натянула его на себя, через ноги. Вслед за тем, она долго подбирала к цвету платья бусы и серьги.
Чёрт Я снова хотел её. Самое обидное, я чувствовал, что опять вряд ли решусь предъявить свои права на её тело. Даже вряд ли решусь хотя бы попросить маму о взаимности.
Я не знаю, как объяснить то, что было днём между нами. Но, по всей видимости, мама вообще не помнила или не
хотела вспоминать, что днём по большому счёту она сама, без всякого принуждения, по сути, отсосала у меня.
Я не мог понять, куда она собирается. И зачем так тщательно прихорашивается, как будто в театр, блин, или в оперу.
Хм Тут без шуток, мама была большой любительницей и первого и второго, хоть из-за этого, или мне или отцу, приходилось постоянно мотаться с ней в Белгород, что не вызывало особой радости ни у меня, ни у отца. А сейчас-то куда?
Уже поздно. Почти полночь. Мы обычно в это время с мамой сидели на балконе, в плетённых креслах и резались в карты или домино, глазели на морские волны в лунном свете, и незатейливо весело болтали.
Мама немного повертелась перед зеркалом, поправила на себе платье на бёдрах и только после этого соизволила, наконец, обратить свой взор на меня.
— Пошли, — просто сказала она, — я хочу выпить.
Не знаю, зачем она так выряжалась ради прибрежной кафешки. Женщины, конечно, перед приходом сюда наводили какой-то лоск, но всё равно большинство из них здесь были просто в шортах и майках.
Народу было много. Шум. Гам. Музыка громко играет. На танцполе тоже немало народа. В общем, очень весело, как и обычно в любой курортной кафешке в разгар туристического сезона.