Наконец, краля царапнула в зачетке, и на место упорхнувшей сокурсницы прошла Алена. Не успела Алена сесть, как краля — имени ее Алена не знала, у них в группе занятия по иностранной литературе вела Савицкая, она же и лекции читала всему курсу, но про эту фифу говорили, что она сразу же ставит студенту тройку, а потом вяло слушает все, что он бормочет, и Алена с опаской и обидой приготовилась получить сразу же тройку, но фифа сложила стопочкой все бумаги, положила руки на стол, как прилежная ученица, и уставилась на Алену, как на диктора телеэкрана в ожидании экстренных со- общений.
Алена тут же забыла и про недавнюю аспирантку и едва ли не про сам экзамен: роман она прочитала с интересом, что называется, «взахлеб», впечатлений масса, а поделиться ими было не с кем, и теперь Алена с удовольствием рассуждала вслух. Если молодой Байрон был романтиком, то «Дон Жуана» уже написал реалист. Каков финал других «Дон Жуанов»? Уж так получилось, что и «Дон Жуана» Мольера Алена прочитала еще школьницей, он был в сельской библиотеке, и «Каменный гость» был ею прочитан давно, Пушкин был у них дома, и, читая в ночной тиши:
И вот, колебля как бы тайным страхом
Огонь свечи посереди стола,
Явилось на пороге черной тенью
Монаха роковое привиденье,-
Алена, замирая, ждала роковой развязки, как у Пушкина: поступь Командора, и «Я гибну — кончено — о Дона Анна». Или у Мольера: «Меня сжигает незримый пламень, я больше не в силах терпеть, все мое тело — как пылающий костер», и сильный удар грома, и земля разверзается и поглощает его. И что же у Байрона? Входит провидение, и
Кого ж узрел герой мой удивленный
В игриво-нежном образе мечты?
Графини Фиц-Фалк милые черты.
Насмешка автора над романтическими ожиданиями читателя.
Валентина, вместо того чтобы готовиться к экзамену, не отрываясь, смотрела на Алену, и в глазах ее был ужас. «Ну, чем же теперь я могу ей помочь?- тоскливо подумала Алена,- ну, что ж она раньше-то молчала?»
Мысли ее вернулись к Байрону, и она вновь забыла о происходящем. У романтиков — все чувства исключительные, да и нет у них обычных чувств — страсти. А Байрон даже о смерти отца героя — смерти! о великом таинстве, о самом жутком и достаточно редком событии жизни человека, событии, действительно, исключительном, говорит не только что без пафоса, но с иронией:
Он умер. Вместе с ним погребены
И сплетни, и доходы адвоката:
любовницы пошли за полцены,
Одна — еврею, а одна — аббату.
Алена вышла из кабинета, переполненная эмоциями, но долгое ожидание Валентины и тревога за нее притушили радость, и когда Валя, наконец-то, показалась в дверях, Алена пошла ей навстречу, обеспокоенная, но не успела и рта открыть, как Валя прямо от дверей спросила трагическим тоном: «Ну?!» Алена смотрела, не понимая. «Я боялась, она тебя отправит, но смотрю, зачетку взяла. Что она тебе поставила?» «Отлично,»- ответила Алена с недоумением. Она ведь видела ужас в глазах Вали, она думала, Валя не готоваа отвечать, но причем же здесь ответ ее, Алены. А Валя голову откинула назад, словно отшатнулась: «Покажи». Алена достала зачетку, пожала плечами: «Да что ты, в самом деле?» Валя с минуту молча смотрела в зачетку. Потом молча открыла сумку, достала учебник, нашла нужную страницу, уперлась ногтем в нужную строчку и протянула книгу Алене под нос. Алена прочитала: Байрон — яркий представитель романтизма. «А ты что ей больше часа говорила?- прошептала Валя осевшим голосом. — Ты это читала?»
— Нет,- созналась Алена, испугалась тут же задним числом и тут же рассердилась неведомо на кого,- ну, я не знаю, как ты успеваешь учебники читать. Я произведения и те не все успела,- Алена вздохнула и спросила: «Ну, а ты-то как?» «Хорошо»,- тихо ответила Валя и с таким укором посмотрела на Алену, словно отличные оценки были лимитированы и Алена нечестно ухватила чужое. Алене стало досадно, и она хотела уже обидеться, но тут Валя, забыв про экзамен, взяла Алену под руку и зашептала в ухо:
«Ты знаешь, кого я внизу встретила? Костю с Виктором. Они приглашают к ним на ужин».
Ну, и конечно, все обиды отлетели прочь.
Константин и Виктор — студенты худграфа — жили в другом общежитии и занимались, в основном, в мастерских, но два раза в неделю у них были семинары по общественным дисциплинами здесь, на третьем этаже, в соседнем кабинете, и, если в тот день преподаватель говорил: «Работаем без перерыва, закончим пораньше», Алена чувствовала себянесчастной.
Когда Алена выходила из кабинета, Костя всегда уже стоял у окна, и бюст его был как портрет со съемным фоном: то Костю освещали яркие лучи солнца, то он виделся в туманной дымке или среди серых струек дождя, и парк подсвечивал его белым снегом или буйной зеленью — и Костя в одной и той же позе, с одной и той же улыбкой и ни на кого не похожий. Все ребята одевались в потрепанные джинсы и пестрые рубахи с распахнутыми воротами, в холодные дни дополняя свой наряд яркими объемными свитерами да ветровками грязно-серого цвета — Костя неизменно был в костюме, чистом, отутюженном, и при галстуке, подобранном к однотонной рубашке. В институте так не одевался больше никто. Виктор, друг Кости, следовал его манере, но костюм Виктора не был безупречен: или чуть мят или нечист, и рубашки не подобраны по тону, а надеты абы какие, и галстук завязан небрежно. Одна- жды, правда, увидев, силуэт в конце темного институтского коридора, Алена приняла было Виктора за Костю: он стоял у стены, разговаривая с какой-то девушкой, чуть склонившись к ней в изящном полупоклоне, и сердце Алены екнуло ревниво, но тут силуэт поднес руку с сигаретой к губам, и, еще не видя лица, Алена уже знала, что ошиблась: Костя не мог курить, разговаривая с девушкой, даже если девушка курит.
Ребята с худграфа (но только не Костя!) приходили к ним вечером на жареную картошку, могли и бутылочку с собой прихватить, но к себе — да еще не просто поужинать чем-то домашним, как прибегали сами, а на вечеринку — не приглашали ни разу, и никогда еще Алена не оставалась с Костей наедине. Никогда они вдвоем не разговаривали. Никогда не танцевали. Алена удивленно прислушалась к себе: ей бы задохнуться от счастья, а она лишь удивилась, радостно удивилась, но… и только?
— Я ожидала большего восторга,- сказала Валентина, небрежно запихивая в сумку учебник, — видно слишком долго ты ждала, перегорела,- и добавила с ворчливой укоризной, — ну, ты еще скажи, что ты не можешь, занята, у тебя другие планы, вообще, что ты не рада.
— Я рада. И могу,- пожала плечами Алена. — Какие у меня планы? Мне один день передохнуть надо. У меня зарубежка изо всех клеточек наружу ползет. Для политэкономии — ну, никакого нет в голове закоулочка.
— Один учебник,- рассудительно ответила Валя, и они пошли к лестнице. -Даже если не знаешь ничего, его за пять дней наизусть выучить можно. Не то что литература — сто писателей и у каждого по двадцать книг. Тут ни то что прочитать, тут все фамилии запомнить не успеваешь.
— Я не знаю почему… Не получается у меня,- жалобно сказала Алена. — Я политэкономию читаю, читаю… Пять раз один абзац. Честное слово! И ни слова не помню. В голове: какая сейчас погода, сапоги чинить надо, а в чем тогда ходить… Вот такая ерунда. Да, я не знаю, в какой они комнате… А повод?- вспомнила Алена и остановилась.
— У них завтра последний экзамен,- и Валя вздохнула и потянула Алену за рукав. — Хорошо худграфу. А тут еще пахать и пахать.
В вестибюле было сумрачно, ни буфет, ни газетный киоск не работали. Валя поскользнулась на мокрой от снега лестнице.
— Осторожно,- вскрикнула Алена, хватая подругу под руку, и тут же едва не упала сама. Обе засмеялись и остановились у гардероба. Женщина в серой телогрейке, не вставая со стула, махнула рукой: берите сами.
Валя протянула Алене свою сумку и шагнула за барьер гардероба.