Рассказ Гарри Дейла.
1. В день нашего приезда к нему.
Я видел, как моя мать остановилась, чтобы пристально взглянуть на твой хуище под вздутыми штанами, ибо незаметно наблюдал за вами, а потом заметил, с какой теплотой она стала обращаться с тобой, и то, как она нарочито замешкалась, замедлила свои шаги. И когда она приостановилась, чтобы обнять тебя, я свернул с дорожки немного впереди вас и оказался вне её поля зрения. Предположив, что она теперь не станет спешить, чтобы следовать за мною и моею кузиной, я устремляюсь с нею вперёд, и, выбрав место, где можно видеть вас через кустарники, если вы появитесь, сажусь на садовую скамейку, привлекаю Эллен к себе на колени и спрашиваю:
— Не сожалела ли ты о нашем поспешном расставании, последовавшем вслед за такой восхитительной встречей?
И сообщаю:
— Моя мать видела нас, и это стало причиной того, что меня послали в ученики к доктору.
Элен очень удивилась, услышав это:
— Ведь тётя ни разу не вымолвила мне по этому поводу ни одного слова. А я была очень обеспокоена тем, что тебя услали из дома.
Конечно мои руки не были праздными; но сначала, расстегнув свои брюки, я помещаю своего петушка ей в ручку. Она сразу замечает:
— Ого! насколько большим он стал!
И начинает ласкать его. Я же тем временем занимаюсь тем, что потираю её небольшой клитор. И нахожу его уже весьма сырым, так что проходит едва минута, как слышу вздох:
— О! Как же много больше удовольствия доставляешь мне ты по сравнению с тётей!
И я чувствую, как она щедро истекает, болезненно вцепившись в мой хуёк. И в течение нескольких минут остаётся бездыханной. Когда же она малость приходит в себя и, полуоткрыв глаза, с любовью смотрит на меня, я тут же возвращаю её к неожиданному признанию:
— Когда моя мать делала тебе это?
— Как только тебя отослали, твоя мать взяла меня к себе в спальню, поскольку чувствовала себя слишком одинокой после твоего отъезда. Некоторое время она имела обыкновение довольно любовно обнимать меня и сильно прижимать к груди. Поскольку я всегда ложилась спать раньше неё, то вообще-то крепко спала, когда она присоединялась ко мне. Но когда я просыпалась рано утром, моя женская сорочка была задрана чуть ли не до шеи, а твоя мать, продолжая спать, обнимала меня, так что наши голые тела соприкасались. Я даже однажды утром нашла, что моя рука держится ею на той её части, которую ты только что так приятно заставил ощутить. Она заснула в этом положении, но я могла почувствовать, что там столь же сыро, сколь только что сделал во мне и ты. И мне показалось, что это очень хорошо. Тихонько перемещая свою руку, я начинаю ощупывать всю её там, и, должна признаться тебе, Гарри, нахожу, что она вся там покрыта такими толстыми и вьющимися волосами! Дотрагиваясь до всего, я почувствовала, как вздулись и потолстели губы, а проявив настойчивость, обнаруживаю, что могу вложить туда свои пальцы. Я спешу сделать это, вставляю их до самых сгибов, когда вдруг почувствовала, какое на них оказывается конвульсивное сдавливание. Тело твоей матери выгибается мне навстречу, нижняя часть заелозила, отодвинулась и снова выдвинулась вперёд, в то время как её руки крепко прижали меня к себе, и я услышала, как она во сне произносит некоторые любовные выражения. И тут я почувствовала, как под моим большим пальцем что-то стало твёрдым… Вот-вот! То, что ты только что почувствовал.
И Элен вскрикивает:
— О! продолжай!
Я возобновил свою щекотку и опять заставил её кончить. Как только она пришла в себя, я гамаюширую её, толкая свой язык в её сладкое небольшое влагалище и вылизывая все восхитительные расходы. А так как я поднялся с хуем, здорово вставшим и оттягивающим мои брюки, она захватила его себе в рот и, чуть пососав, заставила меня с избытком кончить, и с таким предельным наслаждением глотала! Но больше времени у нас не было, ибо сквозь деревья я заметил платье мамы. Я торопливо застегнулся, и мы не спеша пошли вперед, будто ничего и не случилось. Именно после этого, в ходе нашей дальнейшей прогулки, когда подозрения мамы явно смягчились, моя дорогая Эллен продолжала свои признания.
«Жёсткой вещью», на которую нажал её большой палец, был мамин клитор, удивительно развитый, если верить её рассказу. Зная из своего прежнего опыта со мной, что это пункт самого что ни на есть изящного удовольствия, она направила на него свой палец и начала неловко поигрывать с ним. Именно в этот момент большое возбуждение и разбудило маму, которая, обнаружив к своему удивлению, что делает Эллен, схватила её за руку и, прижав, принялась с большим умением натирать ею свой клитор, сопровождая свои действия восклицаниями и заявлениями:
— Ах, как восхитительно! Дорогая моя Эллен! Моя любимая девочка!
А затем с непроизвольным криком восхищения обильно спускает ей на руку. Переведя дыхание и пребывая в благостном состоянии, она некоторое время спустя поворачивается на бок и заключает Эллен в свои объятия, горячо-горячо целует её, просовывает свой язык ей в рот, а потом требует того же самого и от неё. Вот так, здорово пообжимавшись, мама спрашивает её:
— Как это тебе в голову пришло сделать это?
— Что?
— Ну, то, за чем я застала тебя, когда проснулась.
Эллен приходится описывать, как она обнаружила, что их голые тела прижаты друг к другу, а её рука лежит «на этом»: