— Разрешите?, — в кабинет несмело протиснулась Ирина Павловна, классная дама пятого класса, — вызывали, Надежда Петровна?
— Заходи, — директриса была явно не в духе, — что там опять за история с Сашей Чистовым?
— Так, Надежа Петровна, я уж больше не могу с ним — опять девочкам под юбки лезет!
— Ну что ж, коли не можешь, — вздохнула директриса, — будем решать с тобой вопрос:
— Да нет, я не то хотела сказать, — заторопилась Ирина Павловна, а на её глазах показались слёзы, — я с ним, справлюсь, конечно, может быть, вы мне что-то посоветуете, у вас ведь такой опыт:
Надежа Петровна задумалась. Она действительно всю свою жизнь проработала в системе образования, а последние пару лет занимала эту непыльную должность руководителя небольшой частной школы. Школа существовала на спонсорские деньги, (одна солидная фирма отмывала таким образом свои доходы), они хорошо платили Надежде Петровне и давали ей полный «карт бланш» в деле управления, беспокоясь лишь о том, чтобы число учащихся было не менее ста человек, да изредка приезжая на школьные праздники, смотрели подготовленный детьми концерт, слушали проникновенные слова благодарности в свой адрес от родителей да оставались на последующий банкет. Поэтому Надежда Петровна жила в своё удовольствие. Она платила персоналу чуть больше, чем в государственных школах, мордовала их нещадно, добиваясь рабской покорности. Так же она обращалась и с родителями, которые были рады без памяти, что в школе их детей учат, оставляют до семи часов на «продлёнку», кормят три раза в день, да ещё время от времени подкидывают гуманитарную помощь, (фирма-учредитель среди прочего занималась торговлей продуктами и одеждой «секонд хенд» и пользовалась школой, когда надо была списать просроченное продовольствие или залежалую одежду). Но с родителями Саши Чистова дело обстояло иначе. Его отец был богат, и дармовщина его не прельщала. Просто мальчика выгнали уже из нескольких школ, и папа решил, что эта должна стать последней. Что бы директриса тоже прониклась этой мыслью, он делал ей щедрые подарки, лишь бы ему не докучали рассказами о «подвигах» его отпрыска. А подвиги не заставили себя ждать. Мальчик был сосредоточием самых разных всех известных пороков: был лжив, жесток, любил делать гадости исподтишка. А в этом году, когда ему исполнилось 11 лет, в нём ещё и проснулась сексуальность, причём, как и все остальное у Саши, в совершенно непристойной форме. Саша шарил у девочек под юбкой, норовил прижать их в углу, плотоядно ощупывал, писал им на уроках скабрёзные записки. Надо было что-то делать, но об исключении Чистова не могло быть и речи, жаловаться отцу тоже было невозможно. Поэтому Надежда Петровна так тяжело и задумалась. Но вдруг ей в голову пришла такая неожиданная мысль, что даже вызвала у неё улыбку. Но постепенно она ей всё больше нравилась и она оценивающе посмотрела на Ирину Павловну. Та была молодой женщиной около тридцати лет, с хорошей, ласкающей взгляд фигурой, с чистой кожей и миловидным лицом. Как и все остальные сотрудники, она держалась за эту работу изо всех сил, поскольку надо было содержать себя и ребёнка, а муж зарабатывал мало в каком-то полуумирающем КБ.
— Ира, — обратилась директриса к учительнице, — а почему Саша так себя ведёт?
— Как?, — растерялась та.
— Ну, вот к девочкам, например, лезет?
— Не знаю, потому что хулиган.
— Нет, что значит «хулиган», просто он любопытный, ему интересно, как устроен женский организм.
— Да? — классная была явно озадачена, не понимая, куда клонит начальница.
— Ну конечно, твой ученик проявляет любопытство, а ты не можешь, как педагог, это любопытство удовлетворить!
— Как удовлетворить?
— Ну, удовлетворить, значит — ответить на мучающие его вопросы.
— Что, беседу, что ли, с ним об этом провести? Так я с ним уже беседовала.
— Нет, Ира, не беседу, а просто показать ему всё, что его интересует.
— Как это — показать!? — лицо учительницы залила краска.
— Показать — это значит показать, на себе показать! — директриса повысила голос и для пущей убедительности прихлопнула ладонью по столу. — Раздеться и показать, или можешь считать себя свободной, и можешь быть уверенной, что не в одну школу в городе тебя не возьмут, я уж об этом позабочусь, у меня все директора знакомые:
— Надежда Петровна, голубушка, я не смогу, пожалуйста, — разрыдалась Ирина Павловна.
— Сможешь, сможешь, если постараешься, а я тебе помогу, а не сможешь — пойдёшь на все четыре стороны. Ты перед мужем раздеваешься, и перед учеником разденешься. Саша мальчик непростой, интересуется всем, твой долг ему помочь. Так что после полдника с ним — ко мне в кабинет. Всё понятно?
— Понятно, — прошептала Ирина Павловна и выскочила из кабинета:
В половине пятого вновь раздался робкий стук в дверь и на пороге появилась Ирина Павловна. За ней в кабинет вошёл Чистов — невысокий чернявый мальчик с блестящими бегающими глазами.
— Проходите, проходите, — директриса источала радушие, — проходи Саша, садись, а вы Ирина Павловна, заприте дверь, пожалуйста, чтобы нам никто не мешал разговаривать.
— Ну что, Саша, ты говорят, опять девочек дёргаешь? Почему ты это делаешь, ответь мне? — Саша молча пожал плечами.