и человеческой…
— По совести, может быть. Насчет призвания. Ну, вот Ксения Блаженная. Была Ксенией, умер у нее муж, и она в его одежде стала Ксенией Блаженной. Стала она другим человеком? Своим мужем? Кем-то еще? или Орлеанская дева. Тоже, жила-жила, а потом стала Жанной д’Арк. — возражает Ая.
— Личность изменилось, а призвание нет. Т. е. на роду было написано так?
— Личность изменилась. И возникло с ней новое призвание. — гнет свою линию Ая.
— А как же судьба — суждено богом? Т. е. инварианта нет?
— Так жизнь же прежняя закончилась. Мне кажется, что про спасение одного из преступников на кресте рядом с Христом — про это.
— А мне кажется, замысел божий неизменен. И сюжет подстраивается под это призвание.
— Но вот что. Если это сюжет, то там нет пресловутой свободы воли, нет выбора человека — прийти к Богу или нет. И в момент этого выбора — умирания и возрождения в Боге.
— Ну, да. Просто для меня важно разобраться с такой штукой как аутентичность. И я пытаюсь разделить её на проверку соответствия предназначению и призванию. Считаю, что такую проверку выполняет голос совести…
— Мне кажется, тут много спорных моментов. А вдруг, до какого-то события ты и не рождался как кто-то? В твоем рассуждении, кажется, присутствует постулат о наличии постоянного и непрерывности.
— Это гипотеза. — улыбаюсь я.
— Да, а я бы искала тут точки экстремума, с подозрением на разрыв.
— Хорошо. Двигаемся дальше. Давай поговорим про совесть. Может, совесть, выполняющая своими призывами проверку на аутентичность божественному промыслу, не меняется? Т. е. совесть божественный инвариант. И, возможно, внеязыковой. Т. е. суммой носимых человеком личностей мы можем пренебречь. Это лишь костюмчик.
— И что это значит?..
— Поносил личность — дай поносить и другому. — улыбаюсь я.
— Предлагаешь открыть фрактальный сэконд-хэнд из личностей шизофреников?..
— Типа того. Но не из готовых, а как бы фрагментов. Потому что воплощения гамильтоновской дисфункции реальности в нашем мире я не хочу.
— Ну, в этом что-то есть. Но мы отклоняемся от ключевого вопроса. Каким образом, постоянство и непрерывность божественного призвания поможет нам выжить и понять, что мы это мы, а не они, не оно или еще не кто-нибудь? Ты забываешь, что осознанность призвания…
— Проявляется через голос совести! Нам нужно оцифровать совесть…
— Звучит несколько пугающе. — хмурится Ая. — Ты хорошо подумал над реализуемостью такой задачки? Мы до сих пор никак не продвинулись в понимании сознания. А все имеющиеся модели не позволяют медицине успешно лечить психические болезни. Ты же сейчас замахиваешься на саму совесть.
— Хм, возможно, я неправильно выразился. Нам нужно добиться того, чтобы в небытии бог по-прежнему с нами разговаривал голосом совести.
— Но голос совести начинает, как правило, звучать тогда, когда человек накосячит, набедокурит или еще как-то ошибется. — задумывается Ая.
— Вот именно! В небытии нам нужно стремиться совершать ошибки и…
— Преступления? — подмигивает Ая. — Ты предлагаешь нам стать преступниками небытия?
— Для начала хотя бы понять, что такое «хорошо» и что такое «плохо» для небытия человека. А потом можно подумать и о лавке ведических ошибок, совершаемых в бытии и небытии человеком. Кстати, в одной из крупнейших международных корпорация ключевой ценностью признается аутентичность работника. И все работники регулярно проходят проверку именно на аутентичность. Т. е. реализуемое поведение работника «дезассемблируется» до транслируемых им ценностей, компетенций и знаний. Не прошедшим проверку на аутентичность объявляют черную метку, т. е. могут уводить из Компании. Например, человек может декларировать стремление и приверженность к командной работе, а по факту смотреть с высока и работать исключительно с позиции «я — начальник, ты — дурак»…
После Сосново люди начинают выходить все чаще и в большем количестве. Вскоре остаемся мы в первой половине вагона и компания каких-то парней и девчонок, малолеток
(хоть и совершеннолетних), во второй. Они, конечно, галдят и постоянно бегают в тамбур. Но нам это не мешает. Хорошая беседа. Можно снова пошалить.
— Лис, встань, сними сарафан и постой так. — приказываю я.
— Эм… Но меня же увидят те малолетки. — морщится Лис.
— Разумеется, они тебя увидят. Но, погодика-ка. Совсем недавно ты готова была отсосать у меня в тамбуре, а теперь тебе важно, что подумает о тебе эта гоп-компания? — вопрошаю я. — В общем, давай, раздевайся.
Лис встает и снимает через голову сарафан. И остается стоять. Голой. У всех на виду. Красная как рак, но с невозмутимым и серьезным выражением лица. В том конце затихают, а потом начинают улюлюкать. Ая ехидно смотрит на нее. Ничего, еще подружатся. Я достаю смартфон и делаю пару снимков. Затем, включаю видео и говорю:
— Пройдись по вагону. Туда и обратно.
— Да, Хозяин. — смиряется Лис.
Я оборачиваюсь и запечатлеваю ее неспешный променад. Компания в конце гудит. Какая-то девчонка презрительно бросает: «Шлюха». Запоминаю. А хоть бы и так. Времена нынче тяжелые. Как там, у Шурика: «На мир смотреть ширше, а к людям относиться мягше».
— Хозяин, я могу одеться? — спрашивает Лис. На ее лице одна эмоция сменяет другую. Стыд. Возбуждение. Непонимание. Удовлетворение. Смирение. Затем она улыбается.
— Никак нет. Держи эту штуку и снимай видео. Ая, теперь твоя очередь. Юбку и топик вон. И пошла от бедра.
Ая подмигивает нам обоим. Стаскивает шматье. Делает пару реверансов зажатым в руке топиком, бросая его на скамейку. И проходит через экзекуцию так же, как Лис. Возвращается. На том конце радостные возгласы и хлопанье в ладоши. Очевидно, ее мохнатка и непринужденная азиатская грация приходится публике по душе. Ну, вот. И настроение потихоньку улучшается.
Они обе стоят передо мной в ожидании. Голенькие и прекрасные. Все-таки БДСМ это тема.
Я вам точно говорю. Впрочем, кто в Теме и так все понимает…
— Опуститесь на корточки и приступайте…
— Неужели минет? — с надеждой спрашивает Лисенка.
— Именно. И помните, что стоит на кону!
— Что? — хором спрашивают девчонки.
— Понятия не имею. Но что-то явно стоит…
— Член? — лукаво подмигивает Ая.
— Возможно. А, вспомнил! Они жили долго и счастливо, и умерли в один день…
— Я согласная. — первая отвечает Лисенка и тянется к моему паху.
— И я того же мнения. — опускается вниз Ая.
Забавно. Они по очереди, как будто это великая честь, расстегивают пуговицы на шортах. Член сразу вырывается наружу (ага, трусов нет и не будет).
— Ая, ты работаешь зубками. А ты, Лис, — губками. Языком ласкаете обе. Понеслась душа в рай.
Девушки приступают. Кладу руки им на головы. Глажу. Наматываю на кулаки их волосы. Снимаю видео. Фотографирую. В общем, развлекаюсь как хочу и могу. Ая покусывает головку, проходится зубками по стволу. Затем уступает место Лис. Лис целует член везде, куда дотягивается. Потом мошонку, яйца. Берет головку в рот. Сосет неумело. Ну, да. Та еще мороженка. Но старается. Во взгляде — вековые жертвенность и преданность. Приятно, когда член воспринимают как подарок. Он дарит — она принимает в дар…
— Высунь язык. И попробуй взять его поглубже. — обращаюсь к Лис.
Она пытается. Поначалу у нее не получается, но постепенно результат улучшается. Тем временем Ая запускает пальцы в пещерку Лисенки и начинает ласкать ее там. Лис крутит попкой, старясь насадиться на пальцы Аи.
— Ая, по аккуратнее там. Лис еще девочка и я хочу, чтобы она ею какое-то время оставалась.
— Да, Хозяин. Я уже поняла. У нее там так узко и горячо. Тебе понравится. Я даже немного завидую тебе сейчас. — выпендривается Ая и мурлычет довольно под нос что-то…
— Лис, поласкай рукой Аю тоже. Не будь эгоисткой…
Лис мычит что-то утвердительно и ее рука тянется …