— А ты не боишься, что моя ревность может превратить для тебя и твоего старого знакомого сегодняшний вечер в кошмар?
— Как, миленький, ты на такое способен? – воркует она мне на ухо, пытаясь оторвать мою ладоньот своей промежности. – Будь благоразумен.
— А что я получу в обмен?
— Не будем торговаться… Вон со вторыми блюдами к нам идёт Ульяна… Вытащи руку из-под стола. И немедленно!
Я повинуюсь, но так, что подол её платья оказывается задранным чуть ли не выше колен, чем я и пользуюсь немного погодя в ожидании компота, когда моим пальцам становится доступной полоска кожи между чулком и штаниной панталон.
— Надеюсь, — говорю я ей при этом, — что ты не израсходуешь все ласки на своего старого знакомого и что какую-то их малость оставишь для своего непутёвого сыночка.
— Вот-вот, непутёвый!.. Но мне не нравится ход твоих мыслей… Зачем ты моего старого знакомого пытаешься поставить на место мужа? Это выглядит как-то…
— Давай поспорим, что ему будет сегодня не до тебя, если ты не предпримешь специальных мер?
— Вот ты как заговорил!… Что ж, давай!
И протягивает мне руку. Так как моя правая занята, я беру её левой.
— Нет, нет! Доставай правую!.. Вот так… На что спорим?
— На американку!
— Что это такое, не знаю, ну да ладно!
— О чём спорите? – спрашивает у нас мой отчим, занятый, вроде бы целиком беседой на сугубо политические темы, если не считать периодических поглаживаний бёдер и задницы Ульяны, когда та оказывалась рядом с ним.
— Заявится ли Корнилов в Москву на совещание, или Керенский его туда не пустит, — тут же находит что ответить моя маман.
Когда мы все выходим из столовой и рассаживаемся на скамейках вокруг клумбы, то видим въезжающую извозчичью пролётку
— Мама! – кидается к ней Ксения.
И я узнаю госпожу и господина Самариных. А следом появляется ещё одна пролётка. На сей раз навстречу ей встают мои маман и отчим. Это их гости.
— Знакомьтесь, — представляет их моя маман, — Зинаида Касьяновна и Афанасий Павлович Жуковы, мои давние знакомые.
Она – чем-то похожая на мою маман пампушка, правда гораздо моложе, но с не выразительным курносым лицом, он – довольно высокий и полноватый блондин. Маман приглашает их перекусить в столовую, а меня окружают девицы, спрашивают о здоровье, интересуются моими планами и намерениями, говорят, что, пока меня не было, родительский контроль над ними значительно ослаб, но что будет дальше, не знают, однако не теряют надежды на лучшее.
— Ты понял намёк? – спрашивает меня Ксеня. – Тогда подумай, где и когда нам лучше незаметно встретиться.
— Да, да! – отвечаю я.
Но мысли мои заняты совершенно другим: как воспользоваться фривольными намерениями моей маман, чтобы и её заставить сдаться моим преступным домогательствам. Что они преступны, я, конечно, сознаю, но злость застилает мой разум. Безумное желание поставить её в один ряд с другими здешними дамами, уже одарившими меня своими милостями, услужливо подсказывает мне всякого рода оправдания: там грех, но сладкий, а здесь чем он горше? Но как добиться своего? Поспособствовав вначале её слабости? Но где гарантия, что её благодарность за это удовлетворит мой чрезмерный аппетит? Нет, пожалуй, лучше поставить её перед выбором: или сперва я, или вообще ничего.
— Как ты себя чувствуешь, Сашенька? – подходит ко мне и нежно жмёт руку госпожа Самарина. – Не собираешься ли снова к нам в Расторгуево?
Я отвечаю что-то невпопад, и, сообразив, что раз она вышла из столовой, значит оттуда вышли и маман со своими гостями, оглядываюсь, и замечаю их особняком от остальных группок, разбредающихся по окрестностям, и устремляюсь за ними. Судя по всему они направляются к беседке, что посреди лесочка. Услышав чьи-то шаги позади себя, оглядываюсь и вижу Надю, Катю и Петю.