Монастырские рассказы. Глава 8

Монастырские рассказы. Глава 8

части моего тела, хотя футляр с кольцом лежал прямо напротив них! Кольцо он, конечно же, забрал, но я никогда ему этого не прощу, нет, никогда! — восклицала моя мать, чуть не плача от досады, что предоставила мужчине такую прекрасную возможность, а он ею пренебрег. — Я ожидала, по крайней мере, что у него окажется развитое любопытство, и он шепотом попросит меня на ухо о чем-то бóльшем.

— Может быть, дорогая матушка, он вас не узнал? — спросила я.

— Он должен был узнать! — ответила моя мать, нюхая табак. — Сделай мне одолжение, попроси Виктóра убрать эти приборы для завтрака, а потом ты и Фанчетта поможете мне одеться.

Когда Виктóр вошел в комнату, мать, казалось, была поражена его видом. Он всегда выглядел очень красивым, но в это утро в его общем облике была какая-то бледность и усталость, что очень пленяло. Кто знает, возможно, в достижении этих результатов сыграли свою роль последствия его встречи с юной спутницей и осознание этого.

Во всяком случае, моя матушка смотрела на него минуту или две, а потом сказала:

— Виктóр, пойди в мою гардеробную, там на полу возле стола лежат мои подвязки. Принеси их сюда.

Юный паж повиновался и быстро вернулся с маленькими алыми шелковыми лентами в руках.

— А теперь, — сказала мать, — встань передо мной на колени и надень их для меня.

— Ох, матушка, — воскликнула я, — неужели я не могу сделать это?

Видите ли, я вспомнила, что рассказывал мне Виктóр ночью о том, какое впечатление произвела на него очаровательная особа моей матери, и почувствовала некоторую ревность. Я знала, что моя матушка носит подвязку хорошо выше колена, и боялась того, что будет делать юноша.

— Конечно, нет, дитя мое, — ответила мать. — Но долг пажа — прислуживать своей госпоже. — С этими словами она, откинувшись на диване, нарочно подняла одну ногу и натянула шелковый чулок до нужной высоты, так что, когда Виктóр опустился на колени, чтобы надеть алый поясок, он не мог не заметить всего того, что она демонстрировала.

Когда он проделывал то же самое с другой ногой, моя мать вдруг окликнула его:

— О! Жалкая блоха! Поймай ее, если сможешь, Виктóр! А ты, дитя мое, можешь выйти из комнаты, если пожелаешь, или остаться, если тебе так больше нравится. Сними штаны, Виктóр. Блоха у меня между бедер, а никто не может поймать блоху у леди в этом месте с застегнутыми бриджами!

Виктóр немедленно повиновался, бросив на меня оправдывающийся взгляд, как бы говоря, что ничего не может с собой поделать. Нет нужды добавлять, что как только его восставший член освободился от тяжести бриджей, вся тревога миледи по поводу блохи исчезла. Она легла, закинув ногу на спинку дивана, на котором лежала, и поманила его к себе.

Он не замедлил приблизиться к ней, однако нашел время положить под задок моей матери одну из запасных диванных подушек. Когда он это сделал, я была совершенно поражена масштабом ее очарования: такая великолепная розовая щелка посреди такого обширного темного леса! И ее нижняя дырочка, которая также была видна благодаря ее возвышению на подушке, почему она была такой же большой, как и моя любовная норка?! Но у меня было мало времени для наблюдений, потому что послушный паж, всегда исполнявший приказы своей госпожи, подался назад и в два толчка вложил свое оружие по самую рукоять ей в киску. В то же самое время он распахнул ее халат, полностью обнажив ее тело. Ее спелые, хорошо сформированные груди были увенчаны большими розовыми сосками, и эти холмики подрагивали от настойчивых ударов Виктóра, пока он не схватил их обеими руками и крепко не сдавил. Я не сомневаюсь, что он доставил моей матери полнейшее удовлетворение. И хотя она все время повторяла, что пожелала перенести эту операцию не из похотливых побуждений, а просто как лекарство от депрессии, однако же ее манера разговаривать, задыхаясь и с заминками, и то, как она стискивала пальцами ягодицы Виктóра и перекидывала одну ногу за другой через его спину, выдавали нечто совсем иное.

Он энергично накачивал ее, двигаясь вперед и назад, вращая бедрами, чтобы полностью растянуть и раскрыть ее пещерку. Он отодвигался назад, почти полностью извлекая свой стержень из нее, а затем снова и снова, почти неистово, вонзал его в нее.

Наконец он прикончил ее, вынул меч из жарких влажных ножен и принялся застегивать пуговицы, а мама томно простонала:

— Эмили, дитя мое, оботри меня насухо и сними с меня одежду.

Я послушно повиновалась, но не успела закончить, как мы услышали, что к дверям подъехала карета и в дверь привратника громко позвонили.

— Господин де Мервиль желает оказать честь вашей светлости, — объявил один из лакеев, входя в комнату.

— Проводите его в гостиную и сообщите, что я буду иметь удовольствие встретиться с ним там, — ответила моя мать. — Эмили, дитя мое, позовите Фанчетту и проводите меня в мою спальню.

Не успели мы войти в святая святых, как ее светлость без посторонней помощи разделась догола, а мы обтерли ее губкой, пропитанной душистой водой.

Следующая процедура была очень важной. Это было не что иное, как обмывание интимных мест матери раствором квасцов, и делалось для того, чтобы снова сделать ее дырочки тугими, — я полагаю на тот случай, если галантный виконт пожелает ощупать эти интересные части либо своим благородным пальцем, либо своим не менее благородным членом. И действительно, что-то подобное было совершенно необходимо, потому что после работы Виктóра оба отверстия ее светлости были раскрытыми, дряблыми и влажными.

После этого мы начали облачать ее светлость в самое нежное нижнее белье, а после, пока Фанчетта торопливо приводила в порядок ее волосы, я выбрала темный шелковый утренний халат, который, как я полагала, очень ей шел.

В это время в гостиной раздался звонок, и я услышала, как виконт спросил появившегося лакея, получила ли мадам де Флерѝ его послание.

Когда я доложила об этом, моя мать воскликнула:

— Иди к нему, мое дорогое дитя, заставь его замолчать и скажи, что я сейчас выйду.

Итак, я поспешила удалиться, застав в гостиной прекрасного высокого джентльмена, великолепно одетого, который обратился ко мне как к мадемуазель де Флерѝ, представившись виконтом де Мервилем и спросил, не удостоит ли его своим присутствием моя очаровательная матушка. Я заверила его, что моя леди-мать примет его немедленно, на что он вежливо заметил, что теперь, когда у него появилась такая прекрасная спутница, задержка покажется менее утомительной. Затем он сделал мне комплимент, намекнув на мою очаровательную красоту и сходство с моей матерью, и испросил чести приветствовать мою девичью щечку. При этих словах я покраснела, сделала реверанс и, как мне было велено, почтительно подставила щеку для поцелуя. Но щека ему не подошла — он сразу перешел к губам и, изрядно пожевав их и покрутив языком вокруг моего рта, начал ощупывать мою особу, правда, поверх одежды, но все же весьма эффектно.

— Прошу вас, месье, сохраните все это для моей матери, — задыхаясь вымолвила я.

— Не беспокойтесь, моя милая юная леди, — ответил он. — Я не собираюсь насиловать ваше нежное девичье тело, но мне очень хочется посмотреть, что за дочь у вашей прекрасной матушки.

С этими словами он приподнял мое платье и нижнее белье и тщательно осмотрел мои ноги, бедра, живот, попу и интимные отверстия.

— Так-так! — произнес он, засовывая палец в мою недавно изнасилованную киску, — вот я и узнал секрет, не так ли? Вы уже не девочка! И к тому же такая молодая! Ну что ж, я ничего не скажу вашей маме, это останется тайной между нами, но мы еще поговорим об этом как-нибудь в другой раз.

Я готова была заплакать от стыда и досады от того, что так скоро обо всем узнали, но он поцеловал меня и успокоил, и я несколько примирилась с этим. В этот момент мое чуткое ухо уловило шаги матери. Он успел убрать руку с моих бедер, а я — набросить одежду и привести ее в порядок, и мы оба едва успели немного отдалиться друг от друга. Моя мать вошла в комнату, выглядела она величественно, грациозно и царственно, о чем господин виконт не преминул очень тепло сообщить ей!

Протягивая ей кольцо, которое он вынул из кармана ее светлости накануне вечером, он сказал:

— Вчера вечером я нашел эту прекрасную безделушку. Она была расположена в восхитительном месте. Ваша светлость, вы позволите оставить ее у себя или же я должен положить ее туда, где нашел?

— Прошу вас, дорогой Анрѝ, сохраните ее в знак моего уважения к вам, — сказала мать. — Вы не можете вернуть это кольцо на то место, где нашли. Видите ли, на мне нет бриджей!

— Простите, ваша светлость, я ничего не вижу, — ответил он, смеясь. — Во всяком случае, в бриджах или без бриджей, это восхитительное место здесь представлено во всем своем великолепном очаровании.

— Ах! Дорогой Анрѝ, вы мне льстите! — сказала мама, улыбаясь и вздыхая.

Что же касается меня, то я подумала, что пора бы мне покинуть эту комнату.