Монастырские рассказы. Глава 8

Монастырские рассказы. Глава 8

бальзама для губ, я не смогла сдержать своих тихих вскриков. Не представляю, чтобы я делала без бальзама. Интересно, обращал ли когда-нибудь любой молодой парень, который хорошо работал своим членом в киске девушки, хоть какое-то внимание на ее «охи и ахи»? Во всяком случае, мой красивый любовник был к ним безразличен, но у него оказалось одно хорошее качество, — благодаря своей похоти и полнейшей демонстрации всех моих любовных прелестей он так возбудился, что израсходовал свою любовную ярость и сперму примерно через пять толчков, а моя боль, какой бы она ни была, прошла в одну минуту. Затем, покрывая мою попку благодарными, восхищенными и очень чувственными поцелуями, он помог мне лечь в постель и, раздевшись, приготовился последовать за мной. Он запер дверь на задвижку и предложил оставить лампу гореть, чтобы, по его словам, увидеть, когда наступит время покинуть комнату, но я сильно подозреваю, что он также хотел видеть все свои предполагаемые любовные движения, и чувствовать удовольствие от них. Что же касается меня, то мне очень захотелось спать, и когда он забрался ко мне в постель и обнял меня, я положила руку ему на грудь, намереваясь хоть немного отдохнуть.

После самого щедрого поцелуя я провалилась в короткий сон, но минутное размышление должно было бы убедить меня, что короткий сон — это действительно то, что я имею право сейчас испытывать, ведь если бы господин Виктóр посетил мою постель только для того, чтобы заснуть, он с таким же успехом мог бы остаться и в своей собственной комнате. Но как бы то ни было, я заснула, и мне приснилось, будто я снова маленькая девочка, играющая на сенокосе со своими маленькими кузенами, что меня перекатывают на свежескошенном сене, а один из моих озорных маленьких родственников щупает то, что он называл прелестной попкой кузины Эмили. Я попыталась было крикнуть, что он груб и что я все расскажу маме, но тут мой сон изменился, и мне почудилось, будто я совершила какое-то великое преступление и должна была умереть, насаженной на кол, только вот этот кол должен был воткнут мне в зад, а не в живот. Мой сон оказался настолько живым и реальным, что, попытавшись воззвать к милосердию, я проснулась и обнаружила, что лежу почти на животе, уткнувшись лицом в подушку, а мой сладострастный тиран, смазав маслом и мой задок, и свой член, пока я спала, фактически начал свое дерзкое вторжение. Неудивительно поэтому, что мне приснилось, будто меня пронзают сзади.

Он уже частично вошел в мой задний проход, его инструмент уже проник в меня, и я понимала, что бесполезно пытаться остановить его — с таким же успехом я могла вежливо попросить тигра отпустить пойманного им ягненка. Поэтому, чтобы сделать все действо как можно менее болезненным, я попросила его быть очень нежным, так как чувствовала, что его член окажется ужасно большим и слишком твердым для этого, только что откупоренного, отверстия. И надо отдать ему должное, он безропотно повиновался мне и был очень осторожным, совершая свои толчки очень мягко и легко до тех пор, пока я не почувствовала, что он вошел в меня во всю длину, до самых яиц.

Как я предполагаю, после этого он был вознагражден за свою деликатность, потому что он сделал всего три или четыре быстрых толчка, сопровождаемые самыми безумными, самыми дикими выражениями восторга, которые я когда-либо могла вообразить! Он восхвалял мою красоту, прелесть моей фигуры, изящество и длину моих ног, пухлость моих бедер, белизну и податливость моей киски, в которую он втискивал свои пальцы, размеры моих грудей и твердость моих сосков и, наконец, особенную нежность и тугость той моей дырочки, которую на пике своего экстаза он заполнил струей теплой густой жидкости.

Когда он опустился на мое тело, он разразился литанией в честь моей доброты, благожелательности, общей красоты ума и тела. Все это, без сомнения, очень льстило моему девичьему тщеславию, но мне хватило здравого смысла понять, что если бы я не была красивой девушкой, подарившей ему свою попку и киску, то ничего бы и не услышала о благородстве моего ума и характера. Когда мой красивый друг извлек свой орган и освободил мое нежное тело от своего присутствия, я сообщила ему об этом, и в то же самое время отважилась мягко возразить, что не могу не счесть неприличным и развратным использованием моей персоны тем образом, которое он осуществил, пока я спала.

На это он ответил, что никакие слова не будут достаточно сильны, чтобы выразить ту любовь и восхищение, которые он испытывает ко мне. Что же касается его маленьких действий, то вторгаясь в святая святых моего прелестного задка, он вовсе не имел в виду никакого неуважения ко мне, — под этим он подразумевал лишь величайшую доброту, ибо был уверен, что если бы мне пришлось подвергнуться более традиционному траху, то после него я не смогла бы ходить.

— Кроме того, вы знаете, моя милая мадемуазель, — продолжал он, — что такие представления отнюдь не редкость, и происходят, например, в то время, когда у молодой леди начинаются ее месячные дела и она не может принять своего любовника обычным образом; когда она боится забеременеть; или когда она беременна, приближается к родам, и опасается пострадать от члена, который вонзается ей в киску. Кроме того, иногда леди движет любопытство почувствовать это новое и необычное ощущение, а молодой джентльмен иногда хочет перемен, или его похоть принимает такое особое направление. На самом деле, моя милая госпожа, есть дюжина предлогов для того, чтобы устроить представление в задней дырочке.

— Да, скорее всего, вы правы, — ответила я. — А есть ли в вашей прелестной книжке картинки, иллюстрирующие такое целомудренное представление? — я произнесла это с деланным равнодушием, но на самом деле мне очень нравилось рассматривать эти непотребные картинки, особенно когда он объяснял их смысл в своей похотливой манере. Он тотчас же ответил, что их несколько и что ни одна книга с непристойными гравюрами не была бы полной без них.

Книга лежала рядом с лампой на столике у кровати, так что ему оставалось только протянуть за ней руку. В то же время он сообщил, что уже половина четвертого, и хотя ему вовсе не обязательно вставать раньше шести, он все же решил, что лучше уйти от меня в пять часов, чтобы его не заметили, и, следовательно, не возникло никаких подозрений относительно моей репутации.

Я была рада услышать от него подобное заявление, как по причине своего собственного комфорта — поскольку сильно подозревала, что за последние двадцать четыре часа у меня было столько траха в киску и в задок, сколько сейчас для меня было достаточно, — так и по причине моей доброй репутации.

Высказав все эти мысли, мы приступили к просвещению с помощью картинок. Однако боюсь, что вы, юные леди, так хорошо разбирающиеся в предмете моего рассказа, как с точки зрения наблюдения за ним, так и с высоты реального опыта, вероятно, не заинтересуетесь моим описанием этих гравюр.

*****

Тут ее прервал общий хор слушателей, умолявших не пропускать ни единой части своего рассказа. В частности, отец Юстас прямо велел ей продолжать, утверждая, что ее рассказ чрезвычайно поучителен. В то же время, когда он взглянул на прекрасную рассказчицу, я заметил похотливый огонек в его глазах, что, принимая во внимание характер историй, которые она рассказывала, и его недавнее разочарование в отношении Адель, казалось, обещало, что Эмили не будет в эту ночь спать одна, если вообще будет спать. Тем временем, девушка продолжала:

— Первая картинка, показанная мне, чем-то напоминала ту, на которой я уже видела турка и гречанку, только здесь красавица насильно удерживалась евнухом и служительницей гарема в наклоненной позе, в то время как ее чувственный хозяин производил насильственный вход между белоснежными половинками ее попки. Это была действительно красивая картинка, но это было ничто по сравнению с тем, что он показал дальше, когда речь зашла о жестокой похоти. На следующей картинке были изображены три индейца, которые захватили в плен …