— Вы хотите, чтоб я вас за письку потрогала?
— А ты откуда знаешь?
— Тот, я вам рассказывала, мамин, ну, что маме, как муж… Он заставлял.
— А еще что он заставлял?
— Вы же сами знаете… Хотите, я вам подружку приведу? Она всегда согласная за деньги.
— А она не разболтает? Подожди, не убирай руку. Вот так, води рукой туда — сюда…
— Что вы. Она иногда по несколько дней дома не ночует. И нипочем не болтает. Только — мне, но мы же подружки.
— А сколько ей лет?
— Тринадцать скоро будет.
— Ну, что ж, я подумаю. А тебе не жалко будет, что я ей деньги дам, которые мог тебе дать? Ты не дергай, Даша, води рукой полегонечку. И кулачок сжимай…
— Я не жадная. И у меня все равно уже колечко есть. И кукла будет.
— Ты забываешь, Даша, кукла, это если второе испытание пройдешь.
— Такое же?
— Трудней, но похожее… Подожди, я тебе помогу. Ты только теперь не торопись. Давай вместе, а потом, когда я скажу, губы подставь, я тебя поцелую…
— Если похожее, то я пройду. Вы можете заранее куклу покупать. А целоваться я сама люблю, хотите покажу.
Майор застонал. Он был близок к завершению, а тут еще девчонка так неумело поцеловала его сама, что он не мог не застонать. Левой рукой он сильно гладил девочке то письку, то грудки, и понимал, что вечером проблем с Дашей не будет. А, возможно, не будет проблем сразу с двумя девочками! Такого в жизни Момота еще не было — чтоб сразу две и обе по согласию…
Единственное, что несколько омрачало счастье Олега Панфиловича, это предчувствие денежных расходов. Но Даша, которая «согласная», Даша, слабо пытающаяся сопротивляться, спрашивающая «скоро уже, сделайте так, чтоб скоро,» с ее неумелыми пухлыми губками, Даша и еще, возможно, ее подружка, умеющая не болтать и не ночевать дома… Нет, такое счастье стоило любых расходов…
Момот так сильно сжал маленькую титьку, что девочка тихонько всхлипнула, задергался, помогая ее, не слишком умелой, слабой ручонке — своей, обмяк блаженно, продолжая тискать, но уже нежней, мягче.
Впереди был не слишком длинный день с расходами и прекрасная длиннющая ночь. Он все же даст девчонкам что-нибудь слабенькое, чтоб не сидели у телевизора допоздна, что-нибудь легкое, вроде седуксена или димедрола. И ночью добавит дозу. Хорошо, когда они вялые, полусонные, но все же сознающие все и на все согласные.
День и в самом деле оказался длинным для скупого Момота. Подарки пришлось покупать не только Даше, но и ее подружке, которую она быстро выловила на том же базаре и привела в кафе (майор не решился ходить с девчонкой по рынку, где ее все знали).
Он сидел в кафе, делая вид, что ест мороженное, и обливался потом от страха, трижды кляня себя, что отпустил девчонку одну. Встретит знакомых, разболтает, те — придут сюда, возьмут его за руки… Нет, он даже думать на эту тему боялся. И, когда шустрая Даша появилась у входа, чуть не подскочил от радости.
Даша не обманула. Рядом с ней стояла невысокая девочка с удивительно симпатичным лицом. Девочка была смуглая, скуластая, в ней, как видно, смешалась кровь татар и славян. Татары одарили ее чуть раскосыми глазами, тонкой линией небольших губ, черными волосами, коренастой, мальчишеской фигуркой. От славян ребенок позаимствовал золотистые глаза, светлые бровки и маленькие, прижатые ушки. Одета она была опрятно. Тонкий свитер обтягивал маленькую грудь, чуть косолапые ножки в коричневых колготках выглядывали из под коротенькой гофрированной юбочки. Даша рядом с ней выглядела не так соблазнительно. Впрочем, в его собственной рубашке и Даша смотрится отлично. Особенно вечером.
— Как зовут твою подружку, — елейным голоском спросил Олег Панфилович, — что она будет кушать?
Подружку звали Наташа, кушать она хотела все, что дадут, но обязательно мороженное с вареньем и пепси в бутылочках. Майор вздохнул и полез в карман за кошельком. О, если б можно было иметь таких девочек и при этом не тратить ни копейки… Нет, мир устроен несовершенно и счастье никогда не бывает полным.
Майор смотрел, как девочки мазали свои рожицы в мороженном и думал о том, что надо зайти в аптеку и купить мощный стимулятор. Он, все же, не Шварцнегер, в прошлую ночь почти не спал, а тут — целых две девочки, он же всю жизнь себя упрекать будет, если этой ночью упустить хоть мгновение.