Пожалуй, она окончательно рехнулась в этой больнице. Смеется дико, безудержно, хрипло. Но в глазах — ни тени улыбки. Это смех не радостный, а злорадный.
— Тебе прочили дикие головные боли раз в месяц. Жаль, что у тебя такой крепкий череп. Ты уже переспал с Авророй?
Такие резкие перемены в разговоре сбивают меня с толку. Откуда она узнала…
— Аврора говорила, что ты толкала ее ко мне в постель. Что ж тебе теперь не нравится?
— Главное, чтобы нравилось тебе, милый.
Последнее слово она произносит с особым нажимом. И глядя в ее глаза, я чувствую, как во мне поднимается страх.
Обрывки памяти… Их так много… Отдельные осколки мозаики складываются в одну картину.
Я слышу чей-то дикий крик. Это я. Боже, неужели я могу так кричать? А Мышка продолжается смеяться даже после того, как мои руки смыкаются на ее цыплячьей шее. Два дюжих санитара врываются в комнату и скручивают меня в бараний рог.
— Дайте ему успокаивающее! Быстрее!
В руках одного из них я вижу шприц. Игла впивается мне в плечо. Перед глазами плывут цветные круги. Я отключаюсь.
… Моя память зло шутит надо мной, вновь и вновь прокручивая перед глазами забытые отрывки того вечера.
Кабак «Три сосны». Сквозь туман табачного дыма передо мной возникает фигура официантки. Экая серость! Маленькая, с куцым хвостиком волос. Где они нашли такую мышь?
— Эй, красавица! Мне нужен «Хайникен».
— Может, тебе хватит?
— Отстаньте все от меня. Крошка, не слушай этих уродов. Я хочу «Хайникен». А еще я хочу развлекаться. — Мой язык уже еле ворочается. — Пойдешь со мной?
— Эй, Казанова, остановись, ты уже пьян!
— Я ж сказал… это… Отстаньте от меня! — Пойдем, красавица! Я покажу тебе, на что способен настоящий мужчина!
Кто-то протягивает мне пиво.
— Это не «Хайникен».
— Выпей, успокойся.
— Красотка, как тебя зовут! А, неважно. Я буду называть тебя Мышкой. Проклятье… Что за пойло вы мне дали! Меня тошнит!
Покачиваясь, выхожу во двор. Нестерпимо ярко светят звезды. Я спотыкаюсь, падаю на колени. Меня выворачивает наизнанку.
— Отведите его наверх. Там кровать, пусть отлежится.
Я прихожу в себя на жестком диване. Голова кружится, меня снова тошнит. За окном светает. Значит, я пролежал здесь не один час.
— Эй, воды… Дайте кто-нибудь.