— А сейчас, я буду ее наказывать, думаю, что плеть и хлыст применять никак нельзя, ее тело и так исполосовано, а вот выбивалкой для ковров я ее отхожу как следует
Сообщила я Марии. И потом. Задала свой вопрос
— Хочешь послушать?
— Нет-нет! Делай, как считаешь нужным.
После возникшей маленькой паузы ответила Мария.
— Только передай ей, что я жду ее у себя завтра в восемь часов утра.
С этими словами она повесила трубку. На протяжении всего разговора я смотрела на маму, подошедшую ко мне и стоящую на четвереньках у моих ног. Я видела, как ее щеки покрылись румянцем, когда она услышала, что я рассказываю все Марии. На глазах ее наворачивались слезы, и на лице была гримаса осуждения. Я понимала что завтра, на встрече с Марией, ей воздастся за содеянное сегодня. Я обратилась к маме.
— Ты все слышала?
— Да Госпожа-Дочь.
Ответила она.
— Тогда вперед, выполняй. Принеси мне выбивалку для ковров.
Приказала я ей. А потом было само наказание. Мама лежала на полу с подтянутыми к сиськам и широко расставленными ногами, а я стояла над ней, и медленно не торопясь шлепала ей выбивалкой по лобку.
— Это тебе пизда, за коньяк.
Пауза. И снова удар.
— Это за таблетки. А это тебе блядь такая, чтобы меньше пиздой думала
И два удара отпущенные мною со всей силы, заставившие маму вздрогнуть и вскрикнуть, прогнувшись всем телом. Я переступила через неё и отошла в сторону. Мама, приученная Марией все делать по приказу, продолжала лежать, сохраняя позу. Только отвернулась голову в противоположную от меня сторону, чтобы я не видела как ей стыдно. Подойдя к ней, со стороны ее отшлепанной пизды, и наклонившись, я ввела два пальца в неё. За половыми губами мамы было очень влажно от сока. В голове у меня возникла импровизация.
— Повернись пиздой к креслам
Приказала я ей, и вытащила из нее пальцы. Мама быстро послушно подчинилась. Опустив ноги на пол, она поднялась и села. Затем, развернувшись требуемым местом в требуемую сторону, легла на пол. Мне хотелось по быстрей подвергнуть ее задуманному испытанию, поэтому я стала ее подгонять.
— Быстрей! Что ты возишься как толстая корова! Подними ноги к плечам. Я кому сказала быстро!
Мама не понимала, что я задумала, но выполняла точно то, что я приказывала. Приказав ей ждать, я на несколько минут зашла в свою комнату, чтобы взять из своей сумочки, припасенный на всякий случай презерватив. Я вышла, одевая данное резиновое изделие, на ручку выбивалки. Я подошла к ней, ожидающей меня в приказанной позе, встала возле нее на колени, и раздвинув пальцами ее половые губы, ввела винтовую ручку выбивалки нее наполовину. (candyfoto.com) После чего взяла правую руку мамы и положила на черенок выбивалки. Затем встала с колен и произнесла.
— Я решила разрешить тебе самоудовлетвориться, трахать себя будешь выбивалкой. А я сяду, посмотрю, как ты это будешь делать. Можешь приступать. Мама выслушала приказ и повернула голову в мою сторону. Я видела ее пунцово красное от стыда и перевозбуждения лицо. Я села в кресло, смотреть, как будет выполняться сказанное мной. И надо сказать, что скучнее картины, мне видеть не приходилось. Вялые и медленные движения грозили растянуть данную сцену часов до двенадцати ночи.
Дальнейшая наша с мамой жизнь пошла без особых трудностей. Мама привыкала к новым правилам, установленным мною в доме, к тому, что она должна подчиняться не только Марии, но и мне. Конечно, для неё было труднее всего, привыкать и подстраиваться под нас обеих, но она справлялась с этим. Она быстро привыкла находиться в моём присутствии без одежды, стоять на коленях, в ожидании моего вызова. Вызовом чаще всего был звонок колокольчика. Но самым сложным для неё, было пережить эмоции, когда я проводила с ней различные экзекуции. Здесь, больше всего работал барьер общественной морали, заложенный в ней. Собственная дочь порет и унижает, человек, которого она выносила, родила на свет. Поэтому все, что я делала с ней, было намного ярче и сильнее в эмоциональном плане.
Мои отношения с Марией стали ближе. Мы часто обсуждали возможные виды воздействий и наказаний для мамы, подолгу разговаривали друг с другом, когда она звонила, чтобы вызвать маму к себе. Теперь, в знак уважения ко мне, она делала это по утрам. Я понимала, что это было необходимо, чтобы контролировать меня и мои действия, и старалась как можно ярче заявить о себе. Мне казалось, что Мария ревнует маму ко мне, потому как ее наказания стали еще сильнее, а пытки изощреннее. Это было хорошо заметно по следам, оставленным на мамином теле. Следам от бамбукового прута. С каждым разом их становилось все больше. Совместных встреч, где участвовали мы трое, у нас больше не было.