было как бы извращением: ведь для этого нужно было оголить себя перед девчонкой и наоборот. А этого, наше тогда воспитание, допустить не могло.
Мое подавленное состояние, естественно, не осталось без внимания. И, в первую очередь, со стороны мамы: В школе что-то не так? со здоровьем проблемы?.. Я хмуро и достаточно резко ( за что до сих пор себя ругаю, хотя ребенком был – что с меня взять?), цедил сквозь зубы : все в порядке. А при этом представлял, как она с папой…. И сразу картина в голове: то, что видел тогда в подъезде…
И в школе, девчонки стали для меня совсем другими. Ко мне вдруг пришло осознание, что «девочки» и «мальчики» — это совершенно два разных понятия. Они абсолютно разные, мальчишки и девчонки. И дело совсем не в одежде и косичках… В другом, очень другом.
Несколько месяцев был я в таком состоянии — непонятным для окружающих, а тем более для себя самого.
Но природа взяла своё. И всё встало на свои места.
Однажды мне приснился сон. Эротический. Приснилась мне моя соседка по парте, Люба. Она мылась в ванной. Стояла под душем. Это был первый в моей жизни эротический сон . И потому до сих пор его помню отчетливо .
Никогда я еще не видел ни разу свою ровесницу без всего (детсадовские годы не в счет). Я не представлял и не мог ( откуда?), какая она — женская грудь, и какая тайна находится между женских ног.
Люба стояла под душем, спиной ко мне. Все ее сокровенные места обволакивала легкая дымка, вроде как от пара. Мое, не загруженное современными порноизданиями, сознание не детализировало подробностей. Я только мог представлять, что есть такое, эти самые соблазнительные места её тела. И только доовоброжать их … Люба стояла спиной, потом повернула ко мне голову, сказала «Иди ко мне…» В полусне, в полу яви я почувствовал, как в низу живота нарастает какая-то волна и цунами спускается вниз, к паху. А там происходит что-то, что совсем не зависит от меня. Мой малыш, о котором я вспоминал только тогда, когда возникала необходимость отлить, вдруг стал наливаться свинцом и явно требовал к себе особого обхождения. Все перемешалось: сон, явь, обнаженная Люба, «экзерсис» от Галки в подъезде, напряженный член… Моя рука непроизвольно легла на него, и я провалился в наслаждение, из которого меня вывел мой же непроизвольный вопль. Вопль мальчишки, впервые испытавшего оргазм.
Впрочем, он вывел из сна и моих родителей. Сложно было его не услышать в нашей одиннадцатиметровой комнате в коммуналке.
9.
—Случилось что? – склонилась надо мной мама.
— Да кошмар ему приснился, — зевая, сказал отец, — ложись спать.
Я молчал, стараясь дышать ровно…
Родители уходили на работу в половине восьмого. Мне к первому уроку нужно было к половине девятого. Я притворялся спящим, пока за ними не захлопнулась дверь. И тогда я стал в деталях вспоминать сон. И снова
ощутил окаменение между ног.
Теперь я сделал все осознано. Медленно и с наслаждением. Представляя Любу из сна не только в ванной, но и рядом с
собой, в своей кровати. Хотя, если честно, не совсем отчетливо представляя, что бы я… нет — мы бы оба, с ней делали , будь она рядом…
Когда вынырнул из наслаждения, с ужасом понял, что до первого урока всего 15 минут. Я быстро собрался, хорошо, что портфель набил еще со вечера и побежал в школу. Она была рядом, сразу через переулок. В класс влетел за минуту до звонка. Плюхнулся за парту, достал тетрадку и учебник.
— Чего, а здороваться не надо? — спросила Любка
— Привет, — буркнул я, старательно избегая ее взгляда.
— Чего ты такой?
— Какой?
— Бука…
— Не выспался… — ну не рассказывать же ей все, что со мной
было? Об этом вообще никому нельзя рассказывать. Даже самым близким друзьям. Почему-то я это сразу сообразил, хотя мне это никто не объяснял и не советовал.
— Не выспался он, — вздернула носик Любка, явно обидевшись— подумаешь, какой…
Положение спас звонок на урок и вошедшая Антонина Ивановна.
Хотя прошло много лет, я отчетливо помню тот день. Уроки проходили для меня, как в тумане. Весь день я украдкой ощупывал глазами свою соседку по парте. Словно впервые видел ее бугорки под школьным фартуком, завитушку волос у ушка, нежный изгиб шеи… И, конечно, ноги, начало которых скрывала ужасная тогда коричневая форма для девочек — школьное платье. Люба иногда перехватывала мои взгляды, непонимающе фыркала и отворачивалась… Хорошо, что в тот день меня не вызывали к доске. Иначе бы нахватал двоек….
С того-то дня и началась моя тайная руко-половая жизнь. Тайная, потому что я, повторюсь, понимал : об этом рассказывать нельзя никому.
А вместе с этим прошел и шок от Знания, которое я получил в том затхлом подъезде…
Одно, что меня обескураживало. Если я теперь и понимал Галку, получая такое же восхитительное наслаждение, то меня мучило то, что в
10.
конце блаженства я не выстреливал тех белых струй, как он. Что-то не так со мной? Этому вопросу я не находил ответа. А спрашивать я, конечно, никого не хотел.
Ответ нашелся сам . Тем летом, когда я закончил шестой класс и перешел в седьмой….
Я отвлекся
Но я отвлёкся.
Итак. Самотечный переулок пустел. Девать меня, с точки зрения родителей на лето было некуда.
Выход из безвыходного положения в итоге нашел я.
А получилось так, что уже ближе к каникулам мы разговорились, где кто будет отдыхать. Серега ( у нас тогда был своеобразный сленг: Серега – Сережечкин, Андрей – Андрюшечкин, я — Саша – Сашечкин), так вот, Сережечкин уезжал на все лето в Сибирь к тетке. Андрюшечкин под присмотр матушки на 55 километр по Ярославской дороге вместе с детским садом (его мать работала директором детсада).
— А я, наверное, в Москве все лето буду, — сказал я.
— Чего так? — удивился Андрюшка
Я ему рассказал все, что вы уже прочитали .
На следующий день, к моему огромному изумлению, к нам пришла Андрюшкина мама. Не то, чтобы она не знала моих родителей — при встрече здоровались. Но вот так, специально зайти – это было впервые.
Они сели пить чай, а я пошел на улицу, думая , чего такое случилось и не получу ли «на орехи» от бати сам не зная за что… Хотя никаких таких серьезных грехов, как не вспоминал, за собой припомнить не смог…
— Сашечкин! — услышал я Андрюшкин голос.
— Здорово, — подошел я к нему
— Ты чего такой смурной?
— Да я это… Твоя мать у нас.. Чего она?
— А я знаю,— улыбнулся Андрюшка, — это я попросил…
— Чего попросил? — остолбенел я