Пролог (несколько невнятный)
«…Доброго всем пути и хорошего настроения. Сегодня я хочу предложить вашему вниманию то, что в магазинах Москвы стоит больше тысячи рублей, а только у меня вы сможете приобрести то же самое всего за двести …»
Гнусно-противный голос снова вывел меня из дремоты. Словно пиявки слова очередного электричного торговалы впивались в мозг и мешали задремать. Хотелось встать и дать в морду. Интиллегентность, её ети, не позволяла…,
Впрочем, сам виноват. Всегда в электричке сажусь у самых дверей. Там есть скамейка одиночная. Никто не сядет напротив, а значит всегда можно вытянуть ноги, либо заложиить ногу на ногу, и ехать в полное свое удовольствие с комфортом (нога на ногу — это единственный комфорт в подмосковных электричках).
Я ехал в Серигиев Посад. По делам. В бытность мою, тогда этот город назывался Загорск. До того, как был Сергиев Посад. Теперь вот снова — Сергиев Посад….
Давно не ездил на электричке по Ярославской жэдэ. Так далеко не ездил — дальше Мытищ не доводилось. А теперь вот случилось, десятки лет спустя — в Загорск, в Сергиев Посад, то есть….
После Пушкино что-то меня перекликнуло. Нахлынуло что-то, что ли? «Правда», «Зеленоградская» «43 км» — названия этих станций словно машина времени возвращали меня в детство. И что-то совсем защемило в груди , когда промелькнули за стеклом «Ашукинское», а потом «Калистово»…
2.
« А ведь мы отсюда с Андрюшкой на велосипедах под ливнем, мокрые насквозь», вспомнилось мне…
После «Ашукинской» «55-ый км» — теперь станция называется «Радонеж». Но как бы ее не назвали, я бы ее узнал из тысяч: те же плиты железобетонные — платформа. А посередине деревянная лестница, убегающая вверх , переходя в тропинку, скрывающуюся между вековых елей…
Всё вдруг всплыло в голове. Каждый из дней. Тех счастливых дней.
И не отдавая отчета в своих действиях, я вышел из электрички на этой станции. Я словно в свое детство вышел. Я вернулся в него….
СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО
Когда я закончил шестой класс (а было это в конце 60-х годов), родители не знали, что со мной делать. В смысле, куда девать меня на лето. В пионерский лагерь я категорически отказывался ехать. Вплоть до скандала со слезами. Был печальный прошлогодний опыт, когда на месяц я попал в этот «пионерский рай» от батиной конторы. Все прелести того загона для детей оценил сполна.
Тогда, 11-ти летним мальчишкой я не мог бы правильно объяснить, что мне уж так не понравилось в том лагере (так и подмывает сказать теперь : «зоне») … И только сейчас, вспоминая те свои ощущения, могу их, и то не полностью, выразить.
В конце 60-х начала 70-х, при полном отсутствии свободы в стране вообще, в пионерском лагере гасились даже ее отголоски. Линейки, в речку — не дальше, чем по колено, хождение строем. Даже в столовую: с направляющим и замыкающим. Да еще и под отрядную песню… Постоянные одергивания: не так сел, не так встал.… А слова в ответ не скажи — укорот моментально. Причем, в изощрённой форме (или всех пионервожатых тогда набирали из маньяков?)
Самым страшным в лагере, по тем детским мальчишеским меркам, был «мертвый час». Сейчас-то, под грузом проблем, вспоминаю об этом обязательном отдыхе с тоскливой грустью. От недосыпания мешки под глазами. Так мечтается подремать хоть с полчасика днем. Но нет такой возможности. А ведь тогда не упрашивали — обязаловка: хочешь, не
3.
хочешь — ложись в койку в середине дня и притворяйся «мёртвым». То бишь, спящим. И не дай Бог, если пионервожатые «застукают»: что не
спишь, с кем-то треплешься. Могли на все оставшееся время поставить в угол, в назидание другим. Бывало, что заставляли и трусы снимать. И вот так, стоишь голым под насмешки пацанов, а.… А сделать ничего не можешь. Ну не в драку же лезть с двадцатилетним верзилой-пионервожатым .
Так что лагерь категорически исключался изначально. Во всяком случае, с моей точки зрения.
Как и Вербилки, куда меня на все лето отправляли с бабушкой, аж с четырехлетнего возраста. Снимали дачу… ну не дачу – веранду, за сумасшедшие тогда деньги – 20 рублей в месяц и.… И счастливы были все. Молодые родители (как сейчас понимаю), наконец-то, оставшиеся наедине в одиннадцатиметровой коммуналке без сына. На целых три месяца! Бабушка, выехавшая из душной Москвы на природу, что размер пенсии ей самостоятельно этого бы не позволил. В конце концов, старушка, сдававшая нам эту веранду — двадцать рублей в месяц ей были солидной прибавкою к
пенсии. Ну и, разумеется, я. Лето, лес, речка Дубна – и так каждый день. Что может быть прекрасней?
…Все проходит, как говорили древние. Бабушка умерла. Одного в Вербилки меня, конечно, не отправят. Пионерлагерь, само собой
исключён. А ведь, если ничего не предпринять, впереди целых три месяца моего нежелательного, с точки зрения родителей, присутствия в доме. И
тоскливого Самотёчного переулка в полном одиночестве: все приятели разъезжались на лето…
Выхода из сложившейся ситуации, казалось, не было. Но он нашелся. И нашел его, как ни странно, я.
Ну, не совсем я. Но случилось это не без моей помощи.
Друзья
Так сложилось, что с первого класса в школе у меня были исключительно одноклассники. Не более того.
А вот друзья — их было двое. Но не из моего класса. Сдружились мы , когда я уже перешел в четвертый. Хотя и жили они в том же переулке, учились в той же школе. Один был ровесник, но из класса с другой буквой : «Б». А я учился в «А». Второй — на год старше нас.
4.
Но это было единственной разницей между нами. Причем, настолько несущественной, что мы никогда даже не задумывались над этим. И еще. У нашей троицы никогда не было лидера. Просто кому-то из нас вдруг приходило в голову пострелять из рогатки по лампочкам в парке…или поставить «мину- хлопушку» ( новогоднюю хлопушку привязываешь к дереву, нитку от нее через дорогу – к водопроводной трубе. Человек идет – бах! — Весело!…
…знали бы мы тогда, что годы спустя так будут ставиться «растяжки» в Чечне…) А еще ловили ратанов (рыба такая, вроде бычков) на Антроповке – в пруду в Москве . Залезали внутрь танков, что на открытой площадке рядом с Музеем Вооруженных Сил… А еще, конечно, говорили о девчонках.
Но это отдельный разговор. Даже среди друзей тогда это была настолько щекотливая тема, что если и затрагивали мы ее, то только полунамеками. Ох, как же была права та тётка-политик, заявившая на всю страну: «У нас секса нет!» Его и не было. Странно, правда, как это я и другие мне ровесники при этом на свет случились.
Но я отвлекся.
Конечно же, мы уже знали, что и как. Но каждый из нас эти знания получил самостоятельно, из других источников, не друг от друга. И эти знания, как я сейчас понимаю, впервые раскрывшие глаза на тайну жизни, по первоначалу каждого нас и шокировали, и смущали, и приводили в необъяснимый трепет.
Это сейчас: «завалить, засунуть, оттрахать», особого удивления в разговоре, чуть ли не первоклассников, не вызывает… Но, не устану повторять, рассказываю о нравах (теперь их смело можно называть «пуританскими») конца 60-х годов прошлого века.
Нет. Конечно же, между собой мы время от времени заводили разговоры о, так сказать, запретном. Особенно после фильмов, тех старых, где по сегодняшним меркам даже намёка на эротику нет: «Фан Фан Тюльпан», «Три мушкетера»… Женщины, их бюст в откровенных корсетах на черно-белом экране вызывали мучительно-сладостное томление. У нас, мальчишек, конца 60-х годов прошлого века, не избалованных нынешним Интернатом…..
Учитель
…Лично я все эти знания получил в заплёванном подъезде двухэтажной хибары, куда нас несмышленых пацанов зазвал однажды Лёшка Галка.
5.
Лёшка был кошмаром переулка. С четвертого класса он твердо состоял на учёте в милиции. Потом попал в детскую колонию на два года. Он был старше мня года на три или четыре. Не так уж и много. Но это от тридцати до сорока — три — четыре года — небольшая разница в
возрасте. А тогда даже год сверху, он позволял любому мальчишке задирать нос перед теми, кто был младше на этот самый год.
Все родители в голос твердили, чтобы с Лёшкой мы не имели никаких дел. Но, как говорится, запретный плод сладок. Тем более что Лёшку, несмотря на его «ходки», я до сих пор считаю справедливым человеком .
Когда случались драки, а они случались часто в нашем переулке, Лёшка всегда, если был рядом, следил за этой самой справедливостью. Только чтобы «один на один». И, « чтобы правильно». Если мутузили трое одного, или хотя бы двое, он молча подходил и не разнимал, а бил. Хлестко и очень больно тех, кого было больше…
Однажды я сцепился с соседом по площадке дома, трепали мы друг друга изрядно.. А когда он сказал, что сдается и встал с земли ( я ему даже руку дал подняться ) , он мне дал под-дых…Я согнулся , перехватило дыхание.… Рядом случился Лёшка:
— Пацаны, это — неправильно…
Больше он ничего не сказал. Подошел к Кольке и, ни слова не говоря, растер свой кулак о его лицо.
Может, это и тянуло к нему, нас, мальчишек «самотечных», к Лёшке. Хоть он и был с точки зрения наших родителей полная оторва, но было в нем что-то, что мы еще непонимающая малышня определяли как справедливость…