чем обычно, но Марк через несколько минут почувствовал себя комфортно, поэтому я задал свой вопрос:
— Итак, Марк, я спрашиваю о твоих намерениях в отношении моего сына? — Оскар был ошеломлен; Марк на секунду или две озадачился, затем рассмеялся. Я улыбнулся. Оскар захотел узнать, что мы считаем таким смешным.
— Оскар, я думаю, твой отец только что сказал нам, что знает, что мы геи, и согласен с этим. Я прав? — Я кивнул. Марк протянул мне руку.
— Роб, после того как Карен предупредила меня о тебе, я удивлен, что говорю это, но мне приятно познакомиться. Мы обязательно пригласим тебя на свадьбу. — Мы усмехнулись и пожали друг другу руки. Оскар явно задавался вопросом, кто я и что я сделал с его отцом, но все равно пожал руку.
У меня было достаточно времени для общения, и я мог рассчитывать на одно серьезное достижение, даже без помощи собаки-поводыря, поэтому направился в спальню на втором этаже, чтобы выбраться из толпы. Я все еще не собирался спать с Карен, не говоря уже об Аврил, но пока они не появились, я подумал, что, может быть, у меня будет немного времени для себя. Они бы и не подумали ложиться спать так рано в субботу вечером, не так ли? Думаю, мне просто нужно было доказать, что я — все еще наивный, доверчивый Роб.
Тусклый свет в комнате, долгий рабочий день и приглушенный шум внизу сговорились против меня, и вскоре я полудремал в кресле. Я как будто спал, когда почувствовал, как ко мне на колени мягко опустился какой-то груз. Потом были нежные руки в моих волосах и мягкие губы на моих губах. Маленький острый язычок приоткрыл мои губы и вошел внутрь. Мой член набух в джинсах, и вес на моих ногах переместился ему навстречу. Поцелуй продолжался, набирая силу, когда тело на моих коленях коснулось кончика моего члена и начало медленно раскачиваться взад и вперед, дразня его. Я поднял руки к этому весу, но мои запястья были осторожно, но твердо прижаты к краям стула. Теплые руки гладили меня по рукам.
— Шшш… — прошептал мне на ухо голос. — Позволь нам любить тебя. Позволь нам показать тебе, как сильно мы тебя любим. Позволь нам избавить тебя от боли и обиды.
Это был голос Карен. Мои глаза резко открылись. Свет был выключен; в комнате было темно, если не считать лунного света, пробивающегося через окно. Это был не сон. Женщина у меня на коленях, прижавшаяся к моей груди, — Аврил. Я чувствовал, как ее упругие маленькие груди прижимаются ко мне, в то время как поцелуй продолжался. Она прижалась своей промежностью к моей, оседлав меня.
В конце концов, она прервала поцелуй, лаская мое лицо обеими руками и потирая свою грудь о мою. Мои глаза привыкли к темноте, и я мог видеть ее красивую улыбку. Карен придерживала меня за руки по бокам стула, нежно поглаживая их.
— Не сопротивляйся, Роб. Сегодняшний вечер только для тебя, от нас обеих, и мы хотим сделать тебя очень счастливым. Просто расслабься. Никто не причинит тебе вреда. Просто наслаждайся.
Я повернулся к жене. Она улыбалась мне с невинностью на лице и чувственностью в глазах. Так же, как на картине. Так же, как она смотрела на него. Я повис в кресле. Яркая улыбка Аврил исчезла, выражение ее лица стало обеспокоенным, когда она почувствовала, что моя эрекция под ней поникла.
— Не думай так, Роб. Не живи прошлым. Сегодня вечером мы здесь для тебя, не так ли? Пожалуйста, позволь нам помочь тебе, — умоляла меня Аврил, ее руки держали мое лицо, ее взгляд умолял. Я закрыл глаза, чтобы не текли слезы. Они все равно стекали, она нежно вытерла мою щеку краем рубашки. — Мне очень жаль, — сказала она. Казалось, она готова заплакать.
— Роб, так будет всегда? — Карен стояла на коленях у стула со слезами на глазах и в голосе. Она отпустила мои запястья.
— Я не знаю. — Мое сердце сочувствовало ей, но у меня не было для нее ни утешения, ни предложения взять все на себя. Я осторожно снял Аврил с колен и встал.
— Я… прости. Спокойной ночи, — сказал я. Я не мог больше доверять своему голосу.
— Бон суар.
— Спокойной ночи, Роб. Я люблю тебя.
***
Поднявшись на холм и войдя в свою квартиру, я должен был признать, что они правы, они и обе старухи: этот мужчина был мертв, дело было в прошлом. Мне было больно от этого, и я хотел закончить все уже давно, но ничего не мог исправить. Я знал, что боль, в конце концов, исчезнет, так почему я не мог хотя бы попытаться двигаться дальше? Я понял, что на то было две причины: Карен сожалела, что мне было больно, но не сожалела о романе, вместо этого она настаивала, что не сделала ничего плохого. Я не знал, смогу ли когда-нибудь с этим согласиться. К тому же, поскольку Карен все еще держала своего любовника в своем сердце и безумно любила его, это притащило их роман в настоящее. Если она не оставила его в прошлом, как мог это сделать я?
Рано утром в воскресенье я спустился с холма на завтрак. Было так же хорошо, как и в субботу; даже лучше, потому что я наслаждался этим в уединенном покое. В то утро бабушки не захотели иметь со мной ничего общего. Закончив, я решил пойти прогуляться. Я был почти у двери, когда услышал позади себя мягкий женский голос.
— Доброе утро, Роб! Вы идете на работу, в воскресенье? — Это была Симона, маленькая Жоржетта лежала полусонной в коляске.
— Нет, я просто иду прогуляться.
— Не могли бы мы с Жоржем к вам присоединиться? Мы надеялись прогуляться в вашем прекрасном лесу, но боялись, что заблудимся. — В любом случае мне было нечего делать, и этой улыбке было трудно сопротивляться. Было ли это наследство ее отца?
Появился Жорж и представился.
— Мы встречались вчера вечером, но это был такой сумасшедший дом, нельзя ожидать, что вы запомнили имена. — Я поблагодарил его за внимательность, и мы двинулись в путь. Это было еще одно прекрасное осеннее утро на Гудзоне, и я, житель Нью-Йорка, скажу, что лучше нигде нет. Мы вполне комфортно разговаривали. Проснулась Жоржетта и издавала веселые звуки.
— Сколько ей? — спросил я.
— Шесть месяцев, — хором ответили оба родителя, и мы все засмеялись.
В конце концов, Жоржетту потребовалось покормить грудью, поэтому мы нашли уединенное место, чтобы посидеть. Симона серьезно посмотрела на меня.
— Роб, нам нужно кое-что обсудить, а я не знаю, с чего начать. — Я покорно вздохнул, казалось, что я никогда не уйду далеко от главной темы.
— Мне очень жаль, я знаю, что тебе надоело это слышать, и то, что все мы здесь, нисколько не помогает. Кстати, спасибо, что позволил нам воспользоваться своей квартирой. Она просто идеальна для нас, и детям она нравится.
— Разве вам там не тесно? — спросил я. Я знал, что у них пятеро детей: две девочки от первого брака Жоржа и общие — два мальчика и Жоржетта.
— Может быть, немного, — сказал Жорж, — но это намного лучше, чем гостиница. Мы действительно ценим это. Мы позаботимся о том, чтобы все было как надо, когда будем уезжать.
Я поблагодарил его. Мне показалось, что не время указывать на то, что я в то время там не жил. Они еще немного поговориле о доме, и Симона вернулась к своей теме:
— Мне было почти тринадцать, когда я впервые встретила тетю Карен, Кевина и Оскара. Мама сказала нам, что они остались с нами, потому что вы оставили их на некоторое время. Когда они вернулись в Олбани, а папа тоже уехал, я спросила маму, нет ли у него с тетей Карен романа? Она сказала, что есть, и они очень любят друг друга. Я спросила о вас, и она сказала, что вы об этом знаете, и вас все устраивает, как и ее. Она рассказала, насколько любящим и правильным все это было.
— Несмотря на то, что мне было всего тринадцать, я не купилась на это, и беспокоилась о вас. Этим летом тетя Карен пришла на похороны папы, но вы этого не сделали, и я все поняла. Вы не знали, не так ли?
— Нет, я не знал.
— Когда же вы узнали?
— Сразу после похорон вашего отца, когда вама мать принесла ту картину с Карен, что он написал.
— О, нет! Это ужасно! Вот как вы узнали?!…