был медленнее. В конце концов, спешки не было.
У лифта отеля ждала Конни, в то время как Шейла помчалась вверх по лестнице.
— Серьезно, Мак, что движет твоей партнершей? — спросила Конни.
— О, я думаю, как обычно, — сказал он, пожимая плечами.
Шейла казалась почти подавленной, с тех пор как просматривала записи с железнодорожной станции. Как будто упаковка их для возвращения на железную дорогу была личной неудачей с ее стороны.
— Ты думаешь, она — лесбиянка?
— Может быть, но если и так, она не играет там, где работает. Но, честно говоря, я понятия не имею. Никогда не видел, чтобы она бросала второго взгляда ни на мужчин, ни на женщин.
— Немного неестественно, тебе не кажется?
— Всякое бывает, но она терпеть не может таких женщин, как миссис Форд, — сказал он.
— Что ж, не сбрасывай со счетов ревность. Когда ты — женщина, похожая на Шейлу Маркс, трудно посочувствовать такой красавице, как Кейт Форд. Наблюдать за женщинами вроде миссис Форд, жонглирующими мужчинами, тяжело для любой женщины, — сказала Конни.
— И все же, мне кажется, одна знакомая мне одинокая женщина питает слабость к этой распутнице.
— У меня есть веские причины. Во-первых, я старше, а во-вторых, я — профессионал, и знаю, насколько легко попасть в плохую ситуацию на рабочем месте.
— О, звучит как разговор об опыте.
— Держу пари, большинство женщин, независимо от их внешности, подвергались нежелательному вниманию со стороны мужчины, занимающего более высокое положение. В случае с Морган, она стала целью очень влиятельного мужчины в очень уязвимое время в ее профессиональной жизни, она, наверное, просто не видела выхода.
Поднимаясь по лестнице, они продолжали разговаривать, тем самым избегая неприятного запаха и опасности лифта.
— Мне жаль Шейлу. Похоже, она — из одиночек, — сказала Конни.
— Ну, у нее не так уж много друзей. Я слышал о нескольких армейских приятелях. Якобы она с кем-то слушает музыку, но ни о ком не говорит. Она замкнута, — сказал Мак.
В комнате, в которую они, в конце концов, вошли, пахло смертью. Дознаватель складывал труп. Шейла смотрела, как уносят тело, ее лицо было таким же пустым, как всегда. Команда судебно-медицинских экспертов выполняла свою работу, но причина, по которой позвонила Конни, лежала на небольшом столе, который, очевидно, использовался для двойной цели: есть и готовить наркотики.
Два пакета с уликами, в одном из которых был автоматический пистолет Вальтер П38, а в другом — золотые часы Ролекс. Мак поднял пакет с часами. Он смог легко разобрать надпись внутри.
«С любовью, Кэтрин и Аннабель, твои дамы».
— Есть идеи о причине смерти? — спросил Мак у Конни.
— Да, похоже на естественную смерть. Он — ветеран Афганистана, рядовой Сальваторе Марш, вернулся с довольно серьезной проблемой наркотиков. Где-то заразился ВИЧ. Последние несколько месяцев он лечился и выписался из больницы. Предполагалось, что сейчас он — в хосписе, но на самом деле выписался оттуда. Предполагаю, что он занимался самолечением. Мы считаем, что его достали либо болезнь, либо лекарства, — сказала Конни.
— Ты собираешься это расследовать? — спросил Мак.
— Не вижу смысла. Он соответствует уликам. Не знаю, почему он решил ограбить судью, но у него были пистолет и украденные вещи. А поскольку он мертв, если в этом кто-то и был еще замешан, мы никогда не узнает.
— Итак, сука выходит на свободу, — сказала Шейла. Никто из них не видел, чтобы она шла за ними.
— Накройте его, — сказал Мак, повернувшись к Шейле Маркс.
— Я думаю, здесь было достаточно боли, — сказала Конни, — пришло время двигаться дальше.
Шейла только пожала плечами. Мак почувствовал, что сегодня ей стало как-то грустнее. То, что женщина носила внутри себя, было более насущным, чем обычно.
***
Во вторник вечером в Марио было относительно многолюдно, зато это был женский вечер. Бен Уокер начал играть песни о любви. Медленная музыка собрала большинство посетителей на танцполе. Высокая женщина с короткими темными волосами в дальнем углу бара была исключением. Если подойти достаточно близко, можно было видеть в уголках ее глаз слезы.
— Надеюсь, они не из-за меня, Шейла, — сказал я, садясь рядом с ней в баре.
Она отвернулась и ответила:
— Нет.
Я не стал настаивать, но ждал ее, как хороший друг.
— Я не плачу… просто думаю о Сале. Я полагала, он стал чистым, — сказала она.
— Он и стал, но недостаточно быстро, — сказал я.
— Ну, думаю, теперь ты в безопасности, — сказала она.
— Ленты сработали?
— Как заклинание. Никто их даже не просмотрел. Я думаю, некоторые люди могут победить систему.
— О, в конце концов, система победит все равно, но не в этот раз.
Бармен принес напитки, которые я заказал, и я протянул Шейле ее.
— Давай, — сказал я. — Выпей за Сальваторе Марша, что искалечил трех офицеров и убил одного судью. Неплохо для человека, чьи руки дрожали чересчур сильно, чтобы удерживать пистолет.
Она слабо улыбнулась, но чокнулась со мной и сделала глоток мартини с водкой.
— За хорошего товарища, — сказала она. А потом, как будто это было запоздалой мыслью: — Ты не причинишь ей вреда.
Мне не требовалось спрашивать, кого она имеет в виду.
— Она — мать Аннабель. Кроме того, она делает кучу денег. Думаю, у меня есть на них какое-то право.
Последнее вызвало ее первую настоящую улыбку.
— Знаешь, когда тебя нет рядом, я по тебе скучаю, — сказала она, повернувшись ко мне и смахнув слезы. — Я бы даже любила тебя, если бы все было по-другому.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что этого не делаешь? — спросил я, притягивая ее к себе.
— Ты понимаешь, о чем я, — сказала она, тихонько стыдливо рассмеявшись.
— Если серьезно, то, как я говорил уже много раз, любовь — это не физический акт. Это — все что мы делаем друг для друга, — сказал я, чокнувшись с ее бокалом и выпив свой первый мартини за вечер.
Мы пили, пока Бен не выдохся, а потом я проводил ее домой и уложил в постель. Постель, которую она не делила ни с одним мужчиной после группового изнасилования. В каком-то смысле она была самой сильной женщиной, которую я знал. Была способна всадить полную обойму из карабина M4 в ноги мужчин, причинивших ей боль. Она посадила всех троих в инвалидные коляски на всю жизнь.
— Так что, они никогда не сделают этого еще раз, — сказала она.
Но когда узнаешь ее хорошо, понимаешь, что внутри она была обиженной маленькой девочкой.
Она была моей маленькой девочкой, моим другом и моим товарищем. Мы бы всегда были вместе. Секса не было, но, в конце концов, для этого у меня была собственная шлюха.
Я заказал два свежих напитка, а когда их принесли, поднял свой стакан и сказал:
— За нас, — сказал я. — Армия сильна.
— Армия сильна, — ответила она.
— Хочешь потанцевать? — спросил я.
Когда она кивнула, я провел свою даму на танцпол…