Любовь и море

Любовь и море

Куда только не уводил свой эсминец капитан третьего ранга Жаков, уклоняясь от встречи с тайфуном, однако коварная «Джильда» все же настигла его.

— Лево! Лево пять! Прямо не ходить! Правым бортом волну брать! Так держать! – отдавал он команды рулевому, пытаясь держать форштевень корабля не прямо на волну, а взбираться на нее слегка наискосок так, чтобы нос и корма эсминца сразу не оказались одновременно на гребне двух волн или центр по килю не очутился одним на вершине одной из этих свирепых громадин. Опытные мореходы знают, что в таких случаях корабль может переломиться напополам, а там…

Рулевой, уже побывавший в штормовых переделках контрактник, на сей раз не верил своим глазам, видя, как на корабль надвигается очередной пенящийся вал величиной с трехэтажный дом. Удары его были настолько сильны, что ему казалось, будто это не море бьет в борт корабля, а великан колотит гигантским молотом. Он с трудом сдерживал рулевое колесо, пытающееся все время вырваться из его рук, и с опаской поглядывал сначала на набегающую волну, а потом на невозмутимо курящего свою почерневшую от времени трубку «Батю».

— Лево! Лево держать!- продолжал командовать тот, делая вид, что ничего особенного не происходит.

«Ну, если «Батя» курит, значит все О,Кей!»- с облегчением вздыхал рулевой, продолжая удерживать корабль правой «скулой» к волне.

— Ну, как тут у вас? Можно посмотреть?- раздался позади них задорный голосок поднявшегося на ходовой мостик заместителя командира корабля по воспитательной работе никогда не унывающего капитан-лейтенанта Прошина.

— Вахтенный офицер. Принять командование!- приказал командир и повернулся к заму.

— Смотри, коль пришел.., — ответил он.

— Послушай, командир, — зам взял его под руку и отвел на край мостика, — люди уже на пределе. Почти все укачались… На вахте в машине первая смена за вторую уже сутки парится…

— Пусть парится, коль жизнь дорога. «Джильда» пока только краем нас задевает. Видишь волну? Она едва на восемь балов тянет. Так что «Ягодки» нас ждут впереди…

— И что же делать?!- лицо зама побелело.

— Иди вниз и скажи всем, что если потеряем ход, то нам амба. Главное сейчас – машина.

— Ну, а вы — то как?

— Разберемся. Посмотри на рулевого. Парень – орел. У такого молодца никакое море штурвал из рук не вырвет. Иди…

Зам покинул мостик, и тут же раздался голос вахтенного офицера:

— Товарищ командир. Видимость улучшилась, и волна стала меньше. Шторм пошел на убыль, — радостно доложил тот.

«Эх! Молодо – зелено! Мы только приближаемся к «глазу» тайфуна, а он решил, что уже и шторму конец», — подумал Жаков и приказал:

— Держать! Держать правой «скулой» на волну!..

Командир отошел и сел в кресло. Закрыл глаза впервые за последние сорок шесть часов. Он знал, что сейчас корабль в центре тайфуна, шторм почти стихнет, выйдет солнце и всех обласкает. Но это будет не долго, затем начнется все сначала, пока они не выберутся окончательно из цепких лап этой свирепой «Джильды». И тут ему почудилось, как чья-то нежная, ласковая рука сначала тихо обнимает его за шею, затем опускается все ниже и ниже, пока эти нежные настойчивые пальчики не коснулись его уснувшего в штанах «Богатыря». Да юноше Жакову, росточком всего метр с кепкой было чем гордиться. При росте метр шестьдесят пять природа, однако, наградила его «Болтом» чуть ли не с треть метра. Недаром еще в курсантские годы в далеком прекрасном Питере девчонки, как мухи на мед, льнули к бесшабашному курсанту, а сокурсники метко прозвали его «Половым гангстером». Сейчас ему снилась его первая встреча с Наташей, белокурой и голубоглазой тоненькой студенткой, которая тут же решила проверить знание им английского, спросив:

— Вот ду ю вонт оф ми?- она приблизила свои губы к его губам, положив руку на его плечо.

— Ай эм вонт ту ю? – ответил он и тут же полез целоваться.

Девушка отпрянула, и хотела было охладить его пыл пощечиной, но ее остановил его леденящий душу взгляд. Этим взглядом еще, будучи пацаном, он как-то остановил змею на пастбище, где он пас деревенских буренок, которая, свернувшись в кольцо, готовилась броситься на него, но почему-то вдруг раздумала и уползла прочь.

…Они тогда расстались, так и не договорившись о новой встрече, как вдруг ее синеватое платье обозначилось недалеко от дверей проходной, когда он выходил из здания на очередное увольнение в город. Теперь она попалась, и как потом оказалось, на всю оставшуюся жизнь. Александр не стал мешкать. В той далекой Вологодской деревеньке парню недосуг было долго ухаживать за приглянувшейся ему девицей, и если они друг другу нравились, то мигом оказывались на сеновале. А там все происходило быстро и просто: девица тут же стягивала с милого штаны, а он задирал ее сарафан, а так как в то время трусы никто из них не носил, то предметы любви обозреть или определить на ощупь не составляло особого труда. Вот и на сей раз. Только они оказались в ее квартире, как тут же выяснилось, что ее трудолюбивые предки в очередной раз пропадают на даче, и Александр просто шепнул ей на ухо: «Хочешь?»

«Чего?», — ответила она, делая вид, что не понимает. Но он понял, что она давно хочет, но только ломается. Курсант встал, расстегнул брюки и вывалил на стол своего «Молодца», как он это нередко делал перед деревенскими красавицами, когда ему было некогда или поджимало время.

— Его!- ответил он и словно ружье, направил сей предмет прямо на ее лицо.